Цена смеха

Гриша, позабыв об ушибе, взял пику в руку и принялся изучать, пытаясь отыскать в нем что-то такое особенное, что оправдало бы его ушиб. Но, так ничего такого и не обнаружив, он замахнулся было им, делая вид, что хочет выбросить, но в тоже мгновение ощутил у себя под подбородком что-то круглое и пластмассовое. По ощущениям и догадкам было похоже, что это тот самый фонарик, что Валька держал в руках все это время. И вот это время настало.

– Я его сейчас включу и у тебя голова лопнет, как арбуз, – гневно прошипел Валя, испепеляя взглядом незадачливого машиниста.

– Не стоит моя голова, какого-то окурка, – произнес Гриша, нервно сглотнув.

– То-то же! – уже переменившись в голосе, произнес Валька, забирая находку. – Это набалдашник от зонтика того бедолаги…

– О котором тебе не хочется говорить, – рискуя, перебил Гриша друга.

– Все верно, о том самом кретине, что при рождении изуродовал мне трируку. Я думал, когда стоял под движущейся лентой, что вычислил его по номеру ступени, на которой он стоял. Но я вспомнил, что у него одного был зонт-трость и эта самая трость намертво застряла между секциями ступенек.

– Ну-у, – протянул Гриша, вновь беря в руки наконечник, – тогда все очень даже здорово сходиться. Зонт застрял, тот его принялся пытаться извлечь, сходить уже совсем скоро, занервничал, от того принялся дергать сильнее, чем и спровоцировал затык. А уж кто там у него на ногах повис – поди разбери! Бред же ж! А вообще, дружище, сложно все, конечно. Весьма, знаешь ли. Другое дело у меня! Прыг! И готово! Красота!

– А вот перестанут они прыгать вовсе и что ты тогда делать станешь, м? Рыгать до беспамятства у желтой линии на перроне? А ты курсе, что Старуха всякий раз блевотину твою аккурат начисто вытирает, а? Прямо-таки перед запуском. Как тебе такое?

– Ка-а-ак, вытирает, – жалко протянул Гриша, переменившись в лице и как-то даже почернев немного. – Но я ведь…

– Но ты ведь да, знаю. Старался, – изображая иронию, произнес Валя, успокаивающе положа тяжелую руку на плечо товарища. – Никто не поскользнулся еще. Вообще ни разу. И вообще. Что за чушь?! Хотя… Дело случая, в принципе.

Злосчастная улика вновь перекочевала в руки истинного владельца. Валя принялся подкидывать ее, словно пытаясь взвесить. Увесистая штуковина, – подумал слесарь и, как-то странно и совсем не обычно для себя прищурившись, уставился на затылок товарища. Затылок сморщился, словно бы почуяв неладное и обернулся лицом.

– А вообще знаешь, ты прав, – произнесло лицо с задумчивым видом. – Вот перестанут они сигать – с чем я тогда останусь? Весь же смысл у меня вот в этом! – И Гриша потряс рукой с зажатым в ней телефоном.

Валька понял, что не в телефоне дело, а в его камере. И ухмыльнулся.

– Чего ты опять ухмыляешься надо мной? – чуть не плача, с обидой в голосе, произнес машинист и, по привычке как бы, утирая рукавом нос.

– А то. Опять ты вот, то на случай полагаешься, а теперь вот еще и это, – Валя с отвращением кивнул на зажатый в кулачке плоский предмет серебристого цвета. – А сломается он, что делать станешь, м? На работу не выйдешь? В депрессию впадешь, пить снова станешь и пошло-поехало – жизнь под откос… Ерунда это все, ясно тебе? Ты, вот что, дружище, завязывай давай и думай лучше, как тебе их, а не они тебя.

Грише не нужно было объяснять дважды. Он все понимал сперва – прекрасно совершенно. Требовалось, разве что, иной раз, подобным вот образом, поправлять его вектор в нужном направлении. Пожалуй, он принадлежал к тому типу большинства особей, которые, задавшись целью и встав на этот путь – быстро слишком привыкали и обживались в этом потоке энтузиазма, от чего теряли из виду впереди горящую цель. Вроде бы и живешь с прежним запалом и задорством, а зачем оно все и ради – уже и не помнишь. Вот таким нужно было всякий раз напоминать зачем именно они здесь живут. Или не здесь. Какая разница…

– Хорошо, – с серьезным уже видом, заявил машинист, весь подобравшись и потуже затянув форменный галстук синего цвета. – Я что-нибудь придумаю.

– Что конкретно? – спросил Валя с нажимом и опять он так прищурился странно.

– Да чего ты опять вот начинаешь? – едва-заметно дрогнув голосом, ответил Гриша, не выдерживая напора этих двух щелок и всем телом подавшись назад. Чтобы не потерять равновесия окончательно, ему пришлось ухватиться рукой за парту.

– Я начинаю?! – уже свирепея, заорал Валька и от души замахнулся на товарища рукой с зажатым в кулаке тяжелым наконечником.

Гриша инстинктивно съежился весь, присел, закрыв голову всеми руками. А Валентин, так и застыл в этой страшной позе и с не менее страшным лицом. Завидев перед собой трясущегося товарища, пелена спала с глаз и шум, что нарастающим гулом возникший в голове, в один миг прекратился.

Валька вновь ухмыльнулся и отложил наконечник в сторону, как-то странно взглянув на него при этом, словно бы решим разобраться с ним после, наедине.

– Неправильные у тебя инстинкты, товарищ машинист, – улыбаясь, произнес Валя, хлопая напарника по плечу. – Выходи давай. Все уже позади.