Цена соли

Газета зацепила фигурку мадонны, и та отшатнулась назад, к стене, словно от удивления, а потом упала и покатилась к краю. Ричард рванулся вперед и поймал ее обеими руками. Он посмотрел на Терезу и от души улыбнулся.

— Спасибо, — Тереза забрала у него фигурку. Она подняла ее, чтобы поставить на место, но вдруг резко опустила руки и швырнула фигурку об пол.

— Терри!

Мадонна разлетелась на три или четыре части.

— Не обращай внимания, — сказала Тереза. Ее сердце колотилось, словно от злости, словно после драки.

— Но…

— К чертовой матери все! — рявкнула она и ногой оттолкнула куски в сторону.

Через мгновение Ричард выскочил из квартиры, с шумом захлопнув дверь.

«И что это было? — размышляла Тереза, — дело в Андронике или в Ричарде?» Примерно час назад ей позвонила секретарь мистера Андроника и сказала, что вместо нее мистер Андроник решил нанять себе ассистента из Филадельфии. Поэтому теперь у нее не было работы, к которой бы она вернулась после поездки с Кэрол. Тереза посмотрела вниз, на разбитую мадонну. Внутри дерево было довольно красивым, и оно чисто раскололось прямо по волокну.

В тот вечер Кэрол подробно расспросила ее о разговоре с Ричардом. Терезу задело, что Кэрол так беспокоилась о том, обиделся Ричард или нет.

— Ты не привыкла думать о чувствах других, — без обиняков высказала ей Кэрол. Они были на кухне и готовили поздний ужин, потому что Кэрол отпустила горничную на этот вечер.

— Ну и в чем настоящая причина, по которой ты думаешь, что он тебя не любит? — спросила Кэрол.

— Может быть, я не понимаю, как он это выражает. Но мне это не кажется любовью.

А затем посреди ужина, посреди беседы о поездке, Кэрол внезапно заметила:

— Тебе и вовсе не следовало говорить с Ричардом.

Это был первый раз, когда Тереза рассказала Кэрол хоть что-то вообще, что-то о первом разговоре с Ричардом в кафетерии.

— Почему нет? Мне что, нужно было ему соврать?

Кэрол уже закончила есть. А теперь она отодвинула стул и встала.

— Ты слишком молода, чтобы твердо понимать, чего ты сама хочешь. Или о чем говоришь. Да, в этом случае нужно врать.

Тереза положила вилку на стол. И стала смотреть, как Кэрол достает сигарету и прикуривает ее.

— Я должна была с ним распрощаться. Должна. И больше я с ним не увижусь.

Кэрол отодвинула нижнюю панель стеллажа и достала оттуда бутылку. Она налила немного в бокал и задвинула со стуком панель обратно.

— Почему ты сделала это сейчас? Почему не два или три месяца назад? И зачем было упоминать меня?

— Я понимаю … Думаю, это не дает ему покоя.

— Вероятно, так и есть.

— Но если я просто не буду с ним видеться снова… — она не могла закончить фразу о том, что он не склонен преследовать ее или шпионить за ней. Она не хотела говорить такое Кэрол. И, кроме того, она помнила выражение глаз Ричарда.

— Я думаю, что он смирится. Он сказал, что не может с этим справиться.

Кэрол хлопнула себя ладонью по лбу.

— Не может справиться, — повторила она. Она вернулась к столу и добавила в виски воды из своего стакана. — И то правда. Доедай свой ужин. Может, я напрасно беспокоюсь, я не знаю.

Но Тереза не пошевелилась. Она поступила неправильно. При самом лучшем раскладе, даже поступая правильно, она не могла сделать Кэрол счастливой настолько, насколько Кэрол делала счастливой ее — в тысячный раз подумала она. Кэрол была счастлива урывками, в те или иные мгновения, мгновения, которые Тереза отмечала и берегла. Одно из них произошло в тот вечер, когда они убирали рождественские украшения, и Кэрол свернула гирлянду ангелов и положила ее между страницами книги. «Я хочу сохранить их, — сказала она. — Под защитой двадцати двух ангелов я не смогу проиграть». Сейчас Тереза смотрела на Кэрол, и хотя Кэрол тоже смотрела на нее, но смотрела сквозь завесу озабоченности, которую Тереза видела в ее глазах так часто, и которая разделяла их, как пропасть.

— Слова, — сказала Кэрол. — «Я не могу справиться». Люди говорят классическими штампами. Эти слова — штампы. Сотни разных людей произносят одни и те же фразы. Есть слова для роли матери, для роли дочери, мужа и любовника. «Лучше бы я увидел тебя мертвой у своих ног». Это одна и та же пьеса, только повторяется разными исполнителями. А что, как говорится, делает пьесу классикой, Тереза?

— Классика… — тут ее голос зазвучал напряженно и сдавленно, — классика — это то, что связано с основными человеческими проблемами.

* * *

Когда Тереза проснулась, в ее комнату заглядывало солнце. Она полежала еще минутку, глядя как дрожащие солнечные блики играют на бледно-зеленом потолке, прислушиваясь к звукам в доме. Она посмотрела на свою блузку, свисавшую с края бюро. И почему она устраивает беспорядок в доме Кэрол? Кэрол это не нравилось. Пес, живший где-то за гаражами, время от времени принимался вяло погавкивать.