Цена "Суассона"

Кровь бросилась мне в лицо, я почувствовал, что краснею. Как случалось со мной и прежде, привычка к постоянной рефлексии, самокопанию, "интеллигентские штучки", как говорил мой приятель, заставили меня на минуту забыть о Веронике, об «интернате». Я вспомнил о своей клятве мстить мафии, которую когда-то дал — без свидетелей, самому себе, — на булатном клинке кавказского кинжала… Где сейчас этот кинжал? Наверное, его, как и прочее мое имущество, оставшееся на конспиративной квартире в Городе, кто-нибудь «приватизировал». Но ведь клятва осталась! Правда, тогда я рассчитался кое с кем из главарей Организации, они заплатили за все крупной монетой. Но небольшой должок за ними еще был, а с тех пор набежали солидные проценты.

Гриша был прав: надо пользоваться своим служебным положением. И плевать, если твоя победа доставит кому-то из новоявленных «демократов» лишнюю звездочку или дачу рядом с президентской. Главное было не это.

Разговаривая со своим приятелем, я рассеянно смотрел то в окно, где под ветром раскачивалась завезенная в Австралию пятьсот лет назад саговая пальма, то на картину, висевшую на противоположной стене. Декоративное произведение искусства удачно оживляло стерильно-белую кухню. Это была хорошая копия картины Рериха «Майтрейя-победитель». На фоне пылающих в лучах заката гималайских гор с заснеженными вершинами и черно-синих силуэтов лежащих на переднем плане остроконечных пиков коленопреклоненный человечек взирал, молитвенно сложив руки, на скачущего в облаках легендарного богатыря, спасителя мира.

Линия горной гряды что-то мне напоминала, совсем недавно я где-то видел такие же острые зубцы с прогибом в средней части…

Гриша говорил о том, что нужно поскорее собираться в дорогу, пока полиция не спохватилась и не взяла с нас подписку о невыезде или что-нибудь такое, что заменяет ее здесь, но я слушал его невнимательно. У меня вдруг появилось ощущение, будто я вот-вот догадаюсь о чем-то очень важном, если вспомню, что мне напоминают эти горы. Я знал это чувство оно редко меня обманывало.

— Старик, хватит думать о высоких материях. Обещаю тебе — мы решим все философские вопросы, как только дети окажутся в безопасном месте. Гриша заметил мое состояние, но, наверно, приписал его тому, что я все еще размышляю о нравственном оправдании нашей работы.

Не ответив ему, я встал и направился к себе в спальню, которая со времени приезда моего друга стала чем-то вроде общей комнаты или кают-компании, там чаще всего происходили наши дискуссии и обсуждения текущих дел. Гриша, озабоченно хмыкнув, поставил чашку с недопитым кофе на блюдце и последовал за мной, явно обеспокоенный.

Открыв тяжелую дверцу встроенного в стену сейфа, куда мы с ним совсем недавно спрятали снятую с негра рацию, я достал из глубины зеленую пластиковую папку.

— Что с тобой? — Гриша потрогал мой лоб. — Вроде температуры нет… Что случилось?

Все так же молча, я достал из папки листочек бумаги и отправился назад в кухню. Гриша торопливо забежал вперед и заглянул мне в лицо.

— Черт, что случилось? Ты что, потерял дар речи? Негр тебя заразил немотой, что ли? Очнись, старик!

Я остановился перед репродукцией и вытянув руку совместил край листочка с изображением горной цепи. Чтобы уровнять масштаб, мне пришлось отступить на шаг. Гриша с изумлением следил за моими манипуляциями.

Линия обрыва почти точно совпадала с черным краем зазубренного хребта, изображенного на картине… Зрительная память не подвела меня.

— Что это за бумажка? — Гриша прямо-таки выхватил у меня листок. Почему ты так ее рассматриваешь?

— Это самая первая записка от Скала. Я нашел ее за щеткой «дворника» своей машины, когда вернулся с Новой Гвинеи. На ней написан номер его телефона.

— Ну и что? Разве ты забыл этот номер? Зачем он тебе нужен?

— Смотри. — Я провел пальцем по неровному краю листка, а потом указал на картину.

Гриша недоуменно переводил глаза с листочка бумаги на сделанную неизвестным художником копию и обратно, ничего не понимая.

— Похоже… Ну и что? Какое это имеет значение? Просто случайное совпадение, вот и все.

— Согласен, случайное. Но когда я взглянул на картину, то долго не мог вспомнить, где я видел такую же линию…

— Послушай, это уже что-то болезненное, какая-то навязчивая идея! Я знаю, как неприятно, когда стараешься вспомнить что-нибудь и не можешь. Ладно, успокойся, и все пройдет. Ты вспомнил, все в порядке. Давай займемся делом, тебя это отвлечет.

— Я тебе сказал еще не все. Знаешь, где я видел недавно такую же линию, точнее, ее «негатив», оторванную часть листка?

— Где?

— В блокноте мисс Макгроу, когда она записывала номер моего домашнего телефона. Я еще тогда подумал, что линия отрыва оставшегося корешка что-то мне напоминает, но только сегодня, когда взглянул на картину, вспомнил, что именно.

Соображал мой приятель быстро. Он протяжно присвистнул, покачав головой.

— Ого! Значит, она одолжила этот листочек человеку Скала, чтобы он мог оставить тебе номер своего телефона? Так, что ли?