Цена свободы

Батя предупредил с вечера, что до места работы – около семи километров. Дорога, стиснутая молодой порослью, серой лентой ползла вдаль. Шагали споро, без остановок. Через час с лишним свернули с асфальта на грунтовку и вскоре достигли обширной делянки, врубавшейся массивным клином в лес. Тут и там торчали пеньки и громоздились горы сучьев.

Михей глянул вверх. Ветер, точно метлой, вымел рваные клочья облаков. Синева весеннего неба радовала глаз и заставляла тосковать. Лес стоял завороженный, притихший.

– По участкам – РАЗОЙДИСЬ!

Бригадир раскидал короткие указания и повел свою пятерку к ближнему краю вырубки. Охрана следовала по пятам. Зэки рассыпались по делянке – каждая бригада оказалась привязана к своему участку. Инструмент прятали здесь же, под кучами веток. Закипела работа. Вячеслав валил лучковой пилой деревья, еще двое очищали их топорами от сучьев. Мишке с Ромкой досталось распиливать стволы на короткие катыши. Менялись примерно каждый час, отдыхать почти не приходилось. Разок Михей засмотрелся на чистое весеннее небо – и тут же получил прикладом в плечо.

– Чего таращишься? – набычился караульный. – А ну, вали работать.

Мишка тяжело выдохнул и снова принялся махать топором. Рядом нарисовался Батя. Толкнул парня в плечо, бросил хмуро:

– Ускорьтесь. План не выполним – жрать не дадут вечером. Тут все просто. Поработал – пожрал. У них нормы посчитаны.

– Считать – не лес валить, – буркнул Михей и взялся за топор. И опять затянула товарищей круговерть работы. Валили деревья, пилили на катыши, чистили от сучков. Мишка согрелся и не замечал, как бежит время. К полудню дали немного передохнуть. Арсений, невысокий мужичок, теперь орудовал у костра, болтая в котелке сосновой веткой – варил баланду. Днем пригрело, и многие поснимали бушлаты и фуфайки. В глазах лесорубов ненадолго блеснула радость.

– Сегодня обедаем, – сказал Арсений Михею. – Не каждый день тут едим. Бывает, что только утром хлебнешь холодной баланды – и все. До вечерней пайки терпи. Вчера крупы малость раздобыли – сегодня живем. Сейчас, мужики, потерпите. Почти готово.

– Сеня – молодец, стряпуха главная у нас, – похвалил Арсения Батя. – На «котле» помоями кормят, а Егорыч умеет нормальную баланду сварить. Вроде из одной дряни варганят – а у него все равно вкуснее.

Трещали сучья в костре, пламя глодало толстые ветки. Мишка хлебал баланду, а в голову лезли картины из прошлого. Снова мерещились мамкины щи да бабкины пироги с капустой. Парень припомнил, как возили для мены солонину и остатки овощей, рыбу, выуженную в Бирюсе – пузатую плотву и копченых щук. Вот ведь жрали когда-то – от пуза. Не то, что сейчас.

Выхлебав баланду, Арсений плеснул всем по полкружки кипятка.

– А вы, ребята, хвои сыпаните. Полезнее будет. Все витамины, – он запустил заскорузлую ладонь в карман, сыпанул в пригоршню Михею сосновых иголок. Тот молча кивнул, бросил хвою в кипяток. «Чай» оказался терпким, горьковатым. Не успели даже толком допить его, как охрана снова погнала валить лес. На разговоры не оставалось времени, да и не хотелось тратить силы на болтовню – все уходило в работу. Солнце перевалило за полдень и покатилось к закату, а они все работали, работали…

К концу дня Мишка валился с ног. Дико хотелось есть и спать, и он не представлял, как идти несколько километров обратно в лагерь.

– И так теперь каждый день будет? – спросил он Батю.

– Да, – хмуро ответил бригадир. – Ничего, тут все привыкают. Тоже приноровитесь. Или сдохнете.

Тяжелый день вытянул все силы из организма. Тело казалось Михею пустым котелком, где не осталось ни капли похлебки. Погода к вечеру испортилась. Ветер усилился. Набежала орава туч – они будто торопились куда-то, обгоняя друг друга. Запрятав инструменты глубоко под кучи веток, зэки построились и после переклички двинулись в обратный путь. Мглистое небо будто ползло вместе с ними, не отставая. Мишка еле волочил ноги, Ромка шел угрюмый и поникший.

К зоне подошли, когда загустели сумерки. Начался ливень, и Михей чуял, как холодные капли стекают за воротник. За оградой тюрьмы их тут же принялись досматривать. Дождь лил, а они стояли и тряслись – полуголые, промокшие. А досмотр все тянулся… В зоне за день ничего не изменилось – все те же измученные люди-тени, длинные очереди за ужином. В толпе Мишка услыхал, что должны начаться перебои с едой. На огороды напали дикари-кочевники и, по словам одного из каторжных, «навели там шороху». Хмурое небо накрыло зону, точно крышка – чан с баландой, где варились узники. А потом – знакомый, родной барак. Томительный, тоскливый вечер в полумраке и вони. Злоба на судьбу, тоска и безысходность.