Цена свободы. Дверь через дверь

Уже ясно, что сна не было. Поэтому, ничего не могло наслоиться, ничего не могло дополнить и запутать. Лишь точное воспроизведение. Кадр за кадром. Минута за минутой. Уже просмотренная пленка, архив на будущее, памятка на близлежащую неделю. И можно было найти еще какое определение, если бы ни одно отступление, возникающее само по себе, но четко соответствующее тому, что и будет определять этот самый день, этот временной отрезок, между очередным рождением и последующей смертью. Всё то, что пришло извне, что стало новым, что имело одно очень простое наименование – злость. Это она сжигала, это она настойчиво торопила. Кажется, что она одна точно знала о том, что время не ждет, о том, что злость и время теперь превратились в одно целое, и им хочется лишь одного – действия. От того фотографические отпечатки памяти, прокрученная кинопленка не могли сохраниться в своем первозданном виде. Лежавшая на полу мать была совершенно чужой женщиной, той, которая хотела обратного, хотела не дать достигнуть поставленной временем и злобой задачи. И значит, есть ли смысл испытывать хоть что-то кроме раздражения и крайней неприязни, Егор этого и не делал, не это огорчало противным скрежетом на зубах, а та оставленная способность анализировать и сопоставлять. Вот если бы не было, то уже сейчас он мог бы представить в совсем ином облике. Стать тем, что не имеет никакого отношения с тем, что имелось давно, имелось изначально, тем, что стало отправной точкой в этой странной и неоднозначной борьбе. Но он анализировал, он взвешивал, от этого становилось страшно, как бы ни казалось это странным.

Урывками, мгновениями, которые короткий разряд импульсов, ничего не меняющий, но, господи, как противно передергивает размеренный и целеустремленный ход. Чужая старуха. Рядом с ней внешне малознакомая женщина. Между ними огромная пропасть разделившая их без его ведома, оставившая старуху по одну сторону, женщину по другую, ту, где он сам, с которой никогда никуда не уйти. Даже если, даже если всё не так, и нет ничего иного, чем зрительный обман, то всё равно – она молода, она звонко смеется. Лишь пелена ненужного, несуществующего времени пытается испортить неизбежное. Открытая дверь. Поток свежего воздуха. Уже не только она, но и он с ней вместе – одно целое. Почему он решил, кто дал ему такое право. Почему молодость невозможна, от чего она должна смириться со старостью. Какая глупость. Есть варианты еще, и их совместный проход через дверь, их общее исчезновение, разве не лучшее этому подтверждение. Судьба ведет своим маршрутом, это она приоткрывает новые и новые страницы, да, те, которых он сам не писал, те, которые даже не попали в голову. Не было там убитой собственным сыном матери. Не было там женщины инвалида. Ничего там не было о разделенной на две части рукописи, отыскать которую нужно чего бы это ни стоило.

3

Тот же самый район. Другая улица. И чем-то схожие, родственные друг с другом дома. Неудивительно, одно время, один период человеческой жизни, поэтому трудно тому, кто явился со стороны, поэтому предстоит испытывать ему нескрываемое удивление. Вроде, я здесь уже был. Неужели такое возможно. Нет, справа совсем другой формы окошки ближнего дома. Детали, конечно же, всё дело в деталях. Еще в цвете, немного в расстоянии, но точно, что не в геометрии, не во внешнем антураже, где параллельная похожесть ставит в тупик. Ладно, если одна, лишь самая близкая параллель, то удивило слегка. Так нет, ряд за рядом, в унисон с широкой улицей, от которой пошли и пошли повороты. Каждый собственная улица, каждая неизбежно убегает вниз, и за каждой воображение рисует неминуемый обрыв, путая плоскость с горизонтом.