Цена твоей беременности

Воскресенский обхватывает мои запястья и устраивает их на зеркале, вынуждая меня опираться на ее поверхность. И я послушно прислоняюсь к зеркальной стенке примерочной, потому что иначе потеряю равновесие — ноги ослабли и не держат.

Нет, не хочу. Я хочу вырваться из капкана его объятий, отойти, убежать, но… Не могу. Тело, разгоряченное, чувствительное, не подчиняется мне.

— Хочу вот так прижаться к твоей белой коже, — снова поцелуй в шею, от которого меня будто бы прошибает током. — Она на вкус как мед. Пробовала горный мед? Он сладкий, но с заметной горчинкой. Как и ты.

Я и чувствую, и вижу через зеркало, как одна его рука приподнимает ткань платья, открывая мои ноги. С моих губ нечаянно вырывается стон. Тихий, но он услышал:

— Горячая девочка, — босс посмеивается. — Хочу еще раздвинуть твои ножки, вот так, — он попытался совершить сказанное, но я сжала колени, не давая ему втиснуться между ними. — Теперь плохая девочка. Ну же, Вика, расслабься.

Я не знаю, что действует на меня — мое имя, произнесенное им впервые, или же его поглаживания и бархатный шепот в ушко, но я снова подчинилась.

— Смотри на себя, мышка, — приказал Дмитрий Сергеевич, поглаживая мои бедра, поднимаясь к трусикам и оставляя за собой пылающий след.

Я смотрела. На себя — растрепанную, в задранном платье, на Воскресенского — одетого с иголочки, красивого, стоящего позади меня. Смотрела, не в силах завершить творящееся безобразие.

— А теперь я наконец-то сниму с тебя это гребанное платье, — скорее рычит, чем говорит мужчина, расстегивая молнию. Платье сразу же скользнуло по телу вниз и осталось лежать на полу мягкой лужицей шелка. Я теперь лишь в нижнем белье.

Выдыхаю обжигающий воздух. Слишком горячо. Я уже горю.

— Нас могут услышать… — шепчу, когда снова чувствую его пальцы на теперь обнаженных бедрах.

— Могут, но ты же будешь тихой девочкой? — он предвкушающе улыбнулся.

И он… Я резко выдыхаю, чтобы сдержать стон, когда Воскресенский мягко сжимает чувствительный бугорок, чтобы потом нежно погладить разгоряченную его же прикосновениями кожу.

— Правильно, мышка, молчи, — раздается его бархатный, с хрипотцой голос. — Ты же не хочешь, чтобы продавщицы узнали, чем здесь занимается их покупательница?

Свободной рукой он приподнял мою голову, заставляя теперь смотреть на свое красивое и безэмоциональное лицо.

— Н-н-не хочу, — мой голос дрожит. Я сама дрожу от чего-то.

— Правильно, — он все продолжал и продолжал, вызывая удушливый жар по всему телу. — Ты же хорошая девочка, мышка.

Очередное его движение пальцами взорвало во мне фейерверк, и я сжала зубы, чтобы только сдержать свой крик. Мне хорошо, плохо, горько, сладко, и все так смешалось, что не могу понять, какое чувство во мне преобладает — лишь тяжело дышу, кусая губы от прозвучавших стонов.

Внезапно тишину примерочной разрезал звук щелкнувшей пряжки ремня и растягиваемой молнии. Я вздрогнула от неожиданности.

— Что… что вы делаете? — с удивлением спросила, когда Дмитрий Сергеевич направил мою ладонь на ЭТО самое.

— Получаю компенсацию, — усмехнулся мужчина. — Сожми его, мышка.

Я задергалась в его объятиях, пытаясь вырваться, но не получилось — босс держал меня крепко, при этом… Черт. Я испуганно посмотрела через зеркало на свои пальцы, сжимающие теперь разгоряченный член. Господи…

Почему его так много?.. Точнее, почему он такой большой?

— А теперь двигай рукой, вот так, — он направил мою кисть, и я… О, боже мой.

Возбужденная плоть оказалась твердой, но с какой-то нежной, даже бархатной кожей.

— Сильнее.

Это было… необычно, странно, непонятно, но горячо — жар до сих пор расходился по всему моему телу, заставляя пульсировать низ живота.

— Хорошая мышка, — буквально прорычал Дмитрий Сергеевич, в последний раз проводя моими пальцами по своему напряженному органу. Затем отстранился, подняв с пола темную ткань, накрыл ею стоящий член. Я сначала не поняла, почему, а едва он содрогнулся, сжимая зубы и прикрыв глаза, до меня дошло.

Это все неправильно, мерзко… только почему мне все это нравится?

А темной тканью оказались мои трусики, которые ранее он с меня снял.

Глава 9. Вечер

Приходила в себя я в себя быстро. На меня накатило понимание случившегося. Меня нагнули прямо в примерочной популярного бутика, а я позволила вытворять с собой такое!

Я почувствовала себя грязной, использованной и униженной. Захотелось в душ, чтобы соскрести с себя каждое его прикосновение, каждый поцелуй и каждое его слово. Жаль, только душу с мылом не вымоешь.

— Только не закатывай истерику, — поморщился Воскресенский, застегивая штаны и поправляя ремень. Он был как всегда до скрежета моих зубов спокоен и холоден, а от маски удовольствия, которая была всего несколько минут назад у него на лице, не осталось и следа. — Одевайся. Будем считать, что экзамен по выбору нижнего белья ты успешно сдала.

Я покраснела, наверное, до кончиков пальцев.

— А как же…