И я, и Елизавета Андреевна не дотронулись до еды и не собирались, потому я помогла женщине убрать все, и убежала на работу. Не хотелось думать. Не сейчас, когда в голове такой бардак.
"У меня есть право на месть" — слова Воскресенско причиняют боль. А должен ли он был отступиться от своего плана?.. Достойны ли те, кто разрушили жизнь целой семьи и убили ребенка, прощения?
Кто вообще тогда достоин прощения?..
Глава
Глава 27. Распутье
— Поздравляю, вы беременны, — звучит тихое, почти равнодушное от врача.
И меня пробирает до самых костей, до дна, до того состояния, когда мир вокруг рушится, а у тебя нет константы, кроме той, что ещё даже форму не обрела, но уже имеет значимый вес.
— Скажите... — мой голос дрожит, — а ошибок быть не может? Может, мы перепроверим и... Женщина подняла на меня взгляд и посмотрела из-под толстых стекол очков:
— Нет, ошибок быть не может, — сказала как отрезала. Хотя... так и есть. Она, словно мойра, отрезала мою нить и переплела с другой нитью.
Перед глазами, как кадры из фильма, мысли о том, как это случилось и к чему должно привести в итоге. Но я будто ослепла - не вижу никакой картинки будущего.
Во мне ребенок Воскресенского...
И нет, это не ошибка или моя чудовищная мысль, что не принимаю кроху, это неоспоримый факт. По контракту это его малыш. Не мой.
Господи... Что делать?
— Виктория? — вывела из оцепенения доктор. — Так вас записать на аборт?
— Аборт? — выдохнула я испуганно и растеряно. В голове мысли мельтешили тысячи мыслей, которые неприкаянными душами перебегали то туда, то сюда, не имея возможности остановиться.
— Да, медикаментозный, — поправив очки, кивнула врач. — Если не хотите рожать, то пока не поздно мы вам назначим...
— Нет, нет, не надо! Я хочу оставить ребёнка.
— Тогда вот предписания, а еще вам необходимо встать на учет... — она протянула тонкий лист бумаги с выведенными на ней инструкциями, который я взяла трясущимися пальцами, что не ускользнуло от взгляда женщины. — С вами всё в порядке? Голова не кружится?
Сглотнула только и думая о том, что делать. Я не готова сейчас вернуться к Воскресенскому. Не готова становится птицей, запертой в его золотой клетке. Но и не готова раз и навсегда поставить точку в наших отношениях и сделать аборт. Последнее во мне вызвало такой ужас, что я сразу же отмела этот вариант подальше.
— Я в порядке, — прошептала в ответ, поднялась со стула на негнущиеся ноги и тут же обернулась, чтобы уточнить: — Скажите, а эти приемы, они ведь анонимные?
— Конечно, наша клиника сохраняет инкогнито всех клиентов.
— И я могу какое-то время наблюдаться у вас? Ведь не обязательно вставать на учёт сразу?
Врач нахмурилась, но это единственное, что говорило о её эмоциях. Гинеколог, как и все люди вокруг, эмоционально закрывались от меня, словно я... какая-то другая. Лишь Счастье был искренним всегда.
— Да, вы можете не вставать на учёт, но если вам нужны пособия с места работы, рекомендую сделать это до срока в двадцать недель.
Я поспешно качнула головой. Пока ничего не требуется.
— И еще: вы можете наблюдаться у нас даже всю беременность. Анонимность со своей стороны мы гарантируем.
Выходила из клиники с тяжелым сердцем. Я снова потеряла ориентир. Еще несколько часов я знала, что хочу от жизни, куда мне надо двигаться, чтобы достичь целей, а сейчас... Вокруг меня будто лабиринт, но теперь от моего решения зависит не только моя судьба, но и судьба маленького человечка. Куда мне повернуть, чтобы потом не пожалеть о решении?
Лишь одно я понимала точно: никто не должен узнать о моем положении. Я буду скрывать как могу, пока не придумаю решение. Когда становится виден живот? На третьем-четвертом месяце? Значит, у меня столько времени, чтобы найти выход из сложившейся ситуации.
Сжала лямку сумочки, вздохнула и направилась по ступенькам вниз. День сегодня был чудесный, и мне захотелось немного прогуляться и подумать. Принять тот факт, что отныне моя жизнь перевернется вверх дном, предоставив Воскресенскому рычаг давления. И еще то, что теперь я не буду одна, у меня появится малыш. Семья.
А потом гуляя между магазинов с детскими вещами, я вспомнила про обручальное кольцо на тумбочке и... У меня есть запасной выход. Его предложение. Ведь мое "да" сразу аннулирует все подписанные контракты, разве нет?..
Впервые за долгое время просыпаться по утрам было не в тягость. Я начала с улыбкой открывать глаза, позабыв обо всех ошибках прошлого, обо всех трагедиях и несправедливости. Перестала думать о том, чего хотят другие. О том, что должна кому-то. О том, чтобы играть по чьим-то правилам. Я перестала сама себя варить в мыслях, отравляющих моё существование.
Я стала свободной!
Да, так себе свобода в условиях действующего контракта Воскресенского, но лучше синица в руках, чем журавль в небе.