Цена твоей нелюбви

Конечно же, если бы я всё же решилась и рассказала обо всём Зеленову, он попросту бы или высмеял меня, или, что хуже, стал бы относиться к собственному чаду, как к ошибке. Досадной помехе.

И из этого проистекало моё второе решение. Лёша не узнает о моей беременности, даже если мне к виску приставят дуло пистолета, и скажут, что в случае сохранения этой тайны, спустят курок.

Ну а то, что я решила напоследок, напрашивалось само по себе. Я расскажу маме и бабушке о том, что залетела и что учиться пока не стану. От мыслей о том, что моё будущее прямо в эту самую секунду летит в тартарары, хотелось плакать. Но я не стала подчиняться эмоциям. Никаких слёз, соплей и прочих атрибутов обиженки. Я уже взрослая, и если решила, то уже стану стоять на своём до конца.

Пока попробую устроиться на подработку, немного подкоплю, чтобы хватило на первое время мне и малышу. Ну а дальше, как говорится, дал бог зайку, даст и лужайку. Нет, я, конечно же, совсем не думала о том, что после родов на меня посыплются блага, просто знала – мы с ребёнком обязательно справимся.

Я – справлюсь.

С этими мыслями я отправилась в свою комнату, чтобы собраться с духом перед одним из самых важных разговоров в моей жизни. С кухни доносились голоса – наверняка бабушка и мама снова обсуждают какую-нибудь передачу. Значит, нужно действовать, пока все не разошлись по своим делам.

«Ну… как всё прошло? Ты молчишь… или я вам мешаю с будущим папочкой? :)))» – пришло от Веры, когда я переодевалась.

Эта её шутливая фраза неожиданно разозлила. Неужто Васильева не понимала, какую чушь у меня спрашивает? Пусть даже и несерьёзно.

«Перестань говорить ерунду! Позвоню, как смогу», – дала я ей понять в ответном сообщении, что говорить на эту тему сейчас не намерена, после чего отключила телефон и, сделав тяжёлый глубокий вдох, отправилась на кухню.

В компании мамы и бабушки обнаружился ещё и Владимир Андреевич, что поначалу вызвало ступор. Говорить при неродном человеке, пусть он и был довольно близок моей семье, не хотелось. С другой стороны, мама так или иначе расскажет ему всё.

Они встречались уже около двух лет. Владимир Андреевич влюбился в маму с первого взгляда, как он сам говорил. Улыбался тепло и рассказывал, что с первого мгновения, как они встретились, решил, что она станет его женой. И я ему верила. Мама, похоже, в последнее время, тоже.

– Катюша, а мы думали, ты гуляешь, – сказала она, поднимаясь с углового диванчика, на котором сидела возле Владимира Андреевича. – Сейчас обед тебе разогрею.

Я помотала головой и, указав маме на то место, с которого она только что встала, попросила:

– Присядь, пожалуйста, я хочу поговорить. С вами со всеми, – добавила, увидев вопросительный взгляд Владимира Андреевича.

Он серьёзно кивнул и, поправив очки в тонкой оправе, приготовился слушать. Бабуля с мамой, улыбнувшись, переглянулись. Наверняка решили, что у меня для них какие-нибудь приятные новости.

– Я много думала, – соврала с места в карьер, – и решила, что не буду учиться. По крайней мере, пока, – выпалила на одном дыхании и замерла.

Мама нахмурилась, Владимир Андреевич приподнял тёмную бровь. Бабушка выглядела настолько растерянной, что я тут же начала корить себя за то, что позволила Зеленову сотворить со мной непотребство.

– Но почему? – тихо спросила мама. – Ты ведь так этого хотела.

Да… кому, как не ей, знать, насколько сильно я мечтала выучиться, получить престижную профессию, сделать карьеру… Быть хоть в чём-то если не первой, то на весьма уважаемом месте.

– Хотела, но передумала, – беззаботно пожала я плечами, хотя, понимала, насколько театральным, должно быть, выглядит этот жест со стороны.

Набрав в грудь побольше воздуха, я всё же выпалила:

– В ближайшее время мне будет не до учёбы. Я беременна, мам.

Тишину, которая повисла в кухне, казалось, можно было резать ножом. Она так угнетала, что я уже начала жалеть о сказанном. Наверное, самое безобидное, что я могла сейчас услышать от родных – мы тебя не так воспитывали! И даже хотела бы, чтобы мама, или бабушка проронили хоть слово. Лишь бы только не стоять вот так со вспотевшими ладонями, не знать, куда деть руки, и ждать приговора.

– И кто отец? – выдохнула мама чуть позже.

На близких я старалась не смотреть. Достаточно было того, что чувствовала на себе их взгляды, и от этого мне было не по себе. Потому что уже успела нафантазировать, что ничего, кроме осуждения, если не презрения, в глазах родных нет.

– Лёша Зеленов, – выдохнула я, после чего всё же посмотрела на маму и твёрдо проговорила: – И он не должен об этом узнать… что бы ни случилось.

– Но почему? – подал голос Владимир Андреевич. – Он чем-то тебя обидел?

– Ты не говорила нам, что с ним встречаешься… – пробормотала бабушка.

Да уж… как же сказать-то помягче, что я ни с кем никогда не встречалась, тем более, с Лёшей? Бабуля этого точно не поймёт.

– Уже нет, – опять соврала я. – И нет дважды. Он меня не обидел.

– Но он же имеет право знать, что станет отцом, – мягко сказал Владимир Андреевич.