Цена времени. Книга 2 (СИ)

— Личное оружие, рядовой, это часть тебя, — Я ткнул пальцем в его грудь, так что он, даже будучи в стёганном нагруднике, пошатнулся и чуть не свалился назад. Стёганная броня эта, кстати говоря, оказалась весьма распространённым и относительно неплохим аналогом кольчуги. Она держала стрелу из лука почти с любой дистанции и спасала от большинства рубящих ударов. — Настоящий гвардеец своё оружие носит как одежду. Ты должен расставаться с саблей только когда ложишься спать! И даже тогда, — Я назидательно поднял палец вверх, — Она должна лежать рядом. Это понятно?

— Так точно! — Испуганно выпалил Илья.

— Кру-гом! Бегом марш! — И он сорвался во весь апорт, чуть ли не спотыкаясь, хотя земля под его ногами была ровная. — У тебя минута! — Крикнул я ему в след.

Илья оказался неглупым парнем. Он быстро схватывал новые правила и знания, а вот с практикой наблюдались проблемы. По началу мне казалось, что парень просто не выдержит изматывающего графика, по которому жили гвардейцы. Однако вскоре ему всё же удалось вклиниться в ежедневную суматоху и с большим трудом преодолеть свой редкий для этого времени физиологический барьер в виде лишнего веса. Тем не менее, это не мешало пухлому парнишке после каждого ужина, которого ему по началу не хватало для полноценного насыщения, садиться у костра и что-то вырезать и строгать маленьким ножичком, а порой с интересом разглядывать конструкцию и механизм арбалета. Его идею с зарубками на колёсах мы применили уже на следующий день, чем действительно облегчили продвижение телег по склизкой грязи. Уже сейчас можно сказать, что из Ильи может получиться неплохой инженер или ремесленник, которых в этом времени и уж тем более в этих широтах было не так уж и много. А прогрессивных и вовсе: единицы.

Спустя пол минуты фигурка полного пацана уже неслась обратно ко мне, а на поясе его болталась сабля в ножнах. Когда же он, тяжело дыша, всё же встал передо мной, обозначив свою готовность, я ухмыльнулся и, ничего не сказав, пошёл в сторону города, предварительно призывно махнув ему рукой.

По понятным причинам, один человек просто физически не смог бы сделать всё то, что мне было нужно. Из-за этого мне вчера пришлось раздавать заказы и внушительные авансы чуть ли не по всей Гатчине. В основном это были арбалетные болты. Сам по себе товар в этих широтах уникальный и практически всем мастерам пришлось оставлять образец для работы. При этом все поголовно утверждали, что за сутки успеют сделать от силы пол дюжины единиц арбалетных стрел. Главным отличием арбалетного снаряда от лучного является меньшая длина, которая, впрочем, с лихвой компенсируется толщиной древка и размерами наконечника. Сам наконечник отличается от лучного особой конструкцией, позволяющей вытащить снаряд из щита или тела, не рискуя при этом обломать древко. Болт имеет большую массу, по сравнению со стрелой и, как следствие, представляет даже для бронированной цели немалую опасность, поскольку начальная скорость такого снаряда за счёт большего натяжения в несколько раз превосходила местный аналог. Однако нельзя сказать, что лук по всем критериям проигрывал самострелу. Даже с учётом того, что в шестнадцатом веке арбалеты вышли на пик своей технологичности, вот-вот сдав пост огнестрельному оружию, лук до последнего сохранял свои главные преимущества перед ним: скорострельность и дальность стрельбы. Первое достигалось за счёт большей мобильности и отсутствия как таковой перезарядки. Со вторым сложнее: за счёт более длинной стрелы длиннее, соответственно, и ход этой самой стрелы под влиянием тетивы. Проще говоря, можно провести аналогию с огнестрельным оружием или даже с пушками: чем длиннее ствол, тем дальше летит снаряд и тем медленнее он опускается к земле. Безусловно, при прочих равных переменных. Здесь, конечно, всё куда примитивнее, но механика та же. В общем, на данный момент, на мой дилетантский взгляд, арбалеты имели неоспоримое превосходство над луком, как над устаревшим оружием, практически изжившим себя.

Первым пунктом нашего следования стал небольшой домик старого плотника, мастерская которого была раза в три больше его скромного жилища. Жил он один, однако в городе его уважали и почитали, не столько в силу преклонного даже по меркам будущего возраста, сколько из-за редкого мастерства в разного рода ремёслах, в основном связанных с деревом.

Мы вошли на небольшой дворик, в котором едва ли можно было найти кусочек свободного места. В углу, занимая почти половину двора, лежала кучка поленьев. Сам же старик стоял рядом и весьма бодро, относительно своего возраста, рубил дрова. Заметив гостей, он отложил топор и, преодолев какой-то десяток метров, оказался в другом конце двора, прямо перед нами.

— Здорово, отец! — Кивнул я ему.