Цена. Выбор

– Ох, ну и задачки ты себе задаёшь, Жан… – баба Лиза растерянно подпёрла рукой щёку и задумалась. – А может, я тебе снадобье сварю, травок намешаю? Заговор почитаю, по-нашему, по-простому, чтоб уснул ты покрепче? Только знаешь, Жан: усыпить-то я тебя усыплю, но на большее не сгожусь… Дальше ты уже сам, милок, действуй. Может, и дадут тебе ответы во сне.

Баба Лиза поднялась, захлопотала, убирая чашки и доставая баночки с травами.

– Ты давай-ка гуляй-отдыхай, а я пока соберу чаёк один волшебный, выпьешь его на ночь, а завтра утром всё понятно будет. Главное – отдохни хорошенько, расслабься. Сейчас соседа позову, баню истопит, попаришься, понял, да? Одна задача у тебя сегодня – отдохнуть от души, да из головы всё выкинуть. Чтоб ни одной мысли не было, чтоб ни один таракан там не шевельнулся, хорошо, Жан? Вы во сколько завтра уезжаете? В восемь? Ну и ладно, тогда спать тебе надо лечь часов в десять, не позднее… Только так и могу помочь тебе… Может, справишься сам, получишь ответ на свой вопрос. Ну а потом, если справишься, приезжай ко мне восстановиться. После битвы…

Баба Лиза вздохнула и положила мне на тарелку огромный кусок пирога, от протестов моих отмахнулась:

– Ешь давай, набирайся сил…

* * *

Я гулял по деревне, потом ушёл в лес, что начинался сразу за ней, дышал, смотрел на небо. Мысли, и правда, все улетучились, тишина стояла, люди словно поняли, что не надо мешать мне, и испарились, оставили меня одного на земле…

Через пару часов, когда ноги загудели и желудок запросил еды и горячего чая, я вернулся. Пётр Семёнович, сосед бабы Лизы, уже растопил баню и радостно приветствовал меня:

– Ну что, Жан, готова банька-то, давай попарю от души!

– Да-да, я сейчас, вот только съем чего-нибудь.

– Много не ешь смотри, в баню сытым не ходят!

– Конечно! Я знаю, просто аппетит разгулялся, я так, перекушу немного.

На кухне было пусто, я похозяйничал сам, не хотел никого тревожить. Съел кусок холодного пирога и запил тёплым чаем из термоса, что всегда стоял на столе у бабы Лизы. «Дежурный чаёк» называется. Настой травок, лёгкий и бодрящий…

Следующие два часа мы провели с Семёнычем в бане, парились, говорили о жизни, пили холодный квас, и снова парились. А когда вышли, нас уже ждал обед. И честное слово, вот жил бы так год или два – просто, легко, обычно.

После обеда все разошлись на часок вздремнуть, а потом я помогал бабе Лизе в саду – мы обрезали розы, стригли живую изгородь, я посадил яблоню. И так мне было хорошо, что если б в те часы сказали мне: так пройдёт вся твоя жизнь, в таких заботах, – я бы ответил: да, согласен. Но ближе к вечеру появилась во мне подруга моя тревога, и снова стало неспокойно на душе. Всё чаще вспоминал я о том, что мне предстоит.

Баб Лиза наблюдала за мной и недовольно похмыкивала: не нравилось ей, что я, вместо того чтобы расслабиться и принять то, что происходит, опять начал напрягаться и нервничать.

– Жан! – не выдержала она. – Я ж просила тебя: хочешь результат получить – расслабься. Прошу тебя, миленький, а то ничего хорошего не получится, коли будешь так переживать. Ну всё уже, прими, что главный ты в этом деле, что тебе это надо сделать, и ты сделаешь. А не успокоишься, не расслабишься – толку не видать, половина знания уйдёт. Сам же знаешь!

Я всё понимал, но не мог ничего поделать – видимо, здорово мир сошёл с рельс, если даже профессионалы не могут справиться с собой.

– Ох, баб Лиз, смешно даже: я же вечно твержу клиентам своим про расслабление, про «выход из-под контроля тревоги и напряжения», а сам… Пойду-ка прогуляюсь лучше снова.

– Да-да, давай, до ужина время есть, ну а после ужина я тобой займусь.

– Слушай, мы ж недавно обедали, и опять за стол? Я от тебя толстый уеду!

– Да я б и рада была, только хрен тебя откормишь, поджарого! – и баба Лиза завернула такую неприличную поговорку про худого коня, что я покатился со смеху и смеялся потом всю дорогу, пока гулял.

А когда вернулся, снял сапоги в прихожей, повесил куртку на вешалку – удивился странной тишине в доме. Лиза была в саду, Ляйсан ушла за молоком, в доме никого не было, и, казалось бы, тишина как тишина. Но эта тишина настораживала.

Я сделал аккуратный шаг в сторону кухни. Дверь была приоткрыта. Я осторожно заглянул за неё. Сердце моё рвануло куда-то стремительно, и тут же остановилось.

Я провалился в бездонную чёрную яму.

* * *

Я мучительно прислушивался к незнакомому голосу, что звал меня в кромешной тьме: «Быстрее, надо быстрее, сюда, иди-иди, быстрее…»

Я пытался идти на зов, но в той тьме, где я находился, и пяти шагов не сделать – такая густая, вязкая тьма, и совершенно непонятно, куда двигаться и как. Я прислушивался к голосу, стремясь как можно лучше запомнить его, чтобы потом, в реальности, непременно узнать его, если услышу. Не пропустить того, кто зовёт меня. Точнее, не «того», а «ту» – голос-то женский.