В любом случае, его не собираются беспокоить, а потому и колдунья, и старик продолжают заниматься своими делами, не обращая на мальчика внимания. Женщина вскоре уходит, но быстро возвращается, натаскав в дом свежей воды и трав. Старик велит ей заняться травами, вымыть их и измельчить, а сам отправляется на улицу. И колдунья даже не сердится и не перечит, а с готовностью исполняет все указания.
Айва напевает что-то неразборчиво, заметно напрягается, чтобы вытащить на улицу туши, но не рождает печати. Она не отходит далеко, и отсюда Алеше удается рассмотреть все, что она делает, и мальчик, подсматривая, окончательно теряет сон.
Одна из оленьих туш, которые женщина свалила на землю, вдруг поднимается в воздух, и с нее рывком слетает шкура, оставив только нежное, розовое мясо. Следом, у оленя отрывается голова, и все, что приходится делать колдунье, так это слегка взмахивать ладонью. После, брюхо убитого животного распарывается от такого же взмаха, будто от невидимого клинка, и не проходит нескольких мгновений, как женщина уже заканчивает свежевать целую тушу.
Так же быстро и легко колдунья управляется и с оставшимися двумя. А мальчик лишь сильнее хмурится, снова отворачивается, но не удерживается перед желанием поглядеть еще немного, вновь обращает к колдунье взгляд, и Айва его замечает.
— Чего киснешь? Улыбнись! — Подбадривает она веселым голосом.
Мальчик опускает глаза и подчиниться не собирается.
— Что, уже забыл, что ты мне обещал? — Говорит колдунья тише и серьезней, будто не шутит. — Улыбайся. Или ждешь, что я приказывать начну?
Алеша поднимает глаза, и Айва видит совершенно иной взгляд. Мальчик смотрит на нее не по-детски, сердито, зло, будто с каждым мгновением все больше напитывается искренней ненавистью. А только колдунья замечает, как на его спине начинают живее шевелиться чуть выросшие черные нити, она застывает на миг и тут же отказывается от своей затеи.
— Как хочешь. — Спокойно говорит колдунья.
Ее едва можно слышать, но каким-то образом, слова Айвы проникают с улицы в дом, долетают до слуха, и ей даже не приходится кричать. Впрочем, колдунья уже отворачивается.
— Эй! Старик! — Зовет Айва. — Все готово!
Удается расслышать, что старик отвечает. Хотя, слух пропускает какие-то слова, но легко угадать, что старик требует помыть мясо. А, кроме того, он требует еще и развесить сушиться шкуры, а требуху выбросить подальше. И Айва не перечит, даже не ругается, а послушно уносит освежеванные туши к реке.
Алеша не сдерживается и тут же поднимается в кровати. От боли, просыпающейся в движении, он тут же начинает кривить лицо, но заставляет себя перетерпеть, и как только боль немного стихает, мальчик поднимается.
На пороге он останавливается и окидывает взглядом знакомый простор. Все вокруг так же, как и обычно. Слегка покачиваются на ветру пышные верхушки деревьев, желтеет и усыхает трава, еще растущая всюду зелеными островками, но уже покрытая золотистым ковром осеннего цвета. Не любуясь видом долго, мальчик отыскивает взглядом старика, устроившегося на камне вдали от дома, и сразу идет к нему.
Только вот, камня на том месте никогда не было, но Алеша прогоняет лишние мысли. Он все время оглядывается по сторонам, но колдунью не видит, и это значит, что идет женщина быстрее, чем Алеша мог подумать, а потому и он старается поторопиться.
Старик мальчика не замечает, даже когда Алеша встает в нескольких шагах. И приходится заговорить, чтобы привлечь его внимание.
— А что ты делаешь? — Спрашивает мальчик.
Старик оборачивается, но двигает только головой. Руки он держит перед собой, ладонями вниз, даже плечами не шевелит. И мальчик лишь сейчас замечает, что в земле, прямо у ног старика, есть широкая, но неглубокая яма, вся заваленная крупными, белыми камнями.
— Скоро узнаешь. — Спокойно отвечает старик, и вновь поворачивает голову, упирая серьезный взгляд в камни под ногами. — А теперь вернись в дом и дай телу отдохнуть, иначе раны будут заживать дольше.
Алеша не уходит, оглядывается и заговаривает снова, на этот раз уже не пытаясь бродить вокруг да около и спрашивая уже напрямую.
— Скажи, — поворачивается Алеша к старику, опускает взгляд и хмурится, но уже иначе, с задумчивостью и беспокойством, — а она правда волшебница?
Старик не поворачивается и отвечает уже изменившимся тоном.
— А почему ты спрашиваешь? — Говорит он.
— Я пообещал ей… кое-что.
— Ты ведь согласился ей служить, верно? — Легко угадывает старик.
И мальчик тут же поднимает к нему взгляд, удивленно и растерянно таращась.
— Ага.
— Ну, — протягивает старик, — если подумать, то это справедливо.
Мальчик застывает, но удивление на его лице распознать нетрудно. А впрочем, старик не обращает на это внимания и снова оборачивается, двигая лишь головой.
— Или ты думаешь иначе? — Говорит старик, всматриваясь в лицо мальчика.
Алеша снова задумчиво хмурится.
— Разве же это справедливо, чтобы кто-то кому-то прислуживал?
— Если бы не она, — отвечает старик, — ты уже был бы мертв. Разве не справедливо потребовать от тебя посвятить ей свою жизнь?