— Замолчи. — Говорит колдунья, но уже спокойным голосом, без сердитого недовольства, обиды и злобы. — Все равно ничего другого не остается. Ты ведь помнишь еще о нашем уговоре? Я собираюсь помочь мальчишке, а потом вдоволь с тобой наиграться. Только я ничего тебе не обещаю, так и знай, и что бы ни случилось, все это будет на твоей совести. А теперь не мешай, тебе еще объясняться с этим недоумком, вот об этом и подумай.
— Объясняться? — Недоумевает старик, но тут же все понимает.
Замерев на мгновение, он поворачивает голову, не двигая больше ни единым мускулом, но все же заглядывает почти себе за спину и замечает на углу дома Алешу. И старик как всегда понимает все быстро, но даже ему требуется мгновение, чтобы подобрать нужные слова.
— Много ты услышал?
Алеша выходит из-за угла и становится рядом, а старик вновь поворачивает голову к яме из камней.
— А с кем ты говорил? — С интересом спрашивает мальчик.
Старик хмурится.
— С Айвой. — Отвечает он. — Ты ведь слышал, как я звал ее по имени, так почему спрашиваешь?
Алеша оглядывается, а затем поворачивается снова к волшебнику.
— Так ведь ее же тут нет? — Спрашивает он и тут же наклоняется, шире открывая глаза. — А она тебя слышит, да?
— Да, она меня слышала, когда мы говорили.
На миг беседа останавливается, Алеша опускает глаза, но старик продолжает глядеть на него с хмурым видом.
— Я вижу, что тебя что-то беспокоит, мальчик.
На спине Алеши черные отростки вдруг застывают на миг, но почти сразу вновь начинают шевелиться и подрагивать чуть сильнее обычного, и старик это подмечает. А только мальчик заговаривает, как этот ковер из черных отростков, быстро растущих в последнее время, снова начинает дрожать, выдавая переживания мальчика.
— Ты говорил, что деревенских… нельзя сюда пускать. — Проговаривает Алеша медленно и неуверенно и тут же заговаривает живее. — А еще, чтобы она их не трогала, да? Ты же так говорил? Я слышал.
— Да, я это говорил. — Признается старик, не пытаясь юлить.
— А зачем? Чего им? И почему не трогать?
— Тише. — Успокаивает волшебник Алешу, напирающего с вопросами все смелее. — А сам ты не понимаешь?
Старик от хмурости кажется даже сердитым и мальчик опускает голову, а волшебник спокойно вздыхает, медлит и заговаривает снова.
— Хотя, ты ведь не знаешь….
— Чего? Чего не знаю-то?
— Иди в дом, Алеша. — Велит старик, уже не оборачиваясь. — Тебе же будет спокойнее, если забудешь, что слышал.
Мальчик, однако, избегает воспользоваться советом. Он продолжает стоять рядом, молчит, смотрит на волшебника и вдруг заговаривает изменившимся голосом.
— Я тебе, что, младенец?! — Вспыхивает мальчик неожиданно. — Да я… да я….
Сразу же Алеша успокаивается. Старик поворачивается к нему, и мальчик застывает, от чувства неловкости бегая по сторонам взглядом.
— Ой! Я не…. — Бросается он объяснять, но нужды в этом нет.
— Ничего. — Спокойно отвечает старик. — Я понимаю, это проклятие, я вижу.
Старик хмуро глядит на задрожавшие черные прутья на спине Алеши и снова отводит глаза.
— Оно пробуждается. — Снова заговаривает волшебник. — Ты должен бороться с этими чувствами, мальчик, а если не сможешь, то проклятие овладеет тобой мгновенно. Не будет возможности все исправить, помни это. А теперь иди, поверь старику, сейчас мы все трое боремся, чтобы тебя спасти, и ты должен приложить больше всего усилий, чтобы у нас получилось.
Алеша хмурится, виновато опускает глаза и не находит слов, чтобы ответить. Постояв еще немного, он отворачивается и возвращается в дом, оставляя старику его заботы.
Вдали от молчаливой и тягостной атмосферы, поселившейся в доме, пока мальчик ждет неведомых испытаний, а старик готовит свой амулет, Айва продолжает слушать голоса незнакомцев, которые ей приносит услужливый ветер.
— Ну, ежели навыдумывали…. — Заговаривает один измужиков с хрипловатым, высоким голосом.
И тут же с ним заговаривает кто-то мальчишеским голосом.
— Да чего наплели-то? Чего? — Отвечает юноша обижено. — Ведьма тута, точно говорю! Аленка, дурында, сама к ней пошла, мы своими глазами видели. А та, говорю вам, с такою вот дыренью на рубахе, вот тута вот прямо!
— Тьфу. — Раздается голос другого мужика, чуть более грубый. — Ну, наплели же, видно! Ишь, как поет, соловей? Дырень у ней была…. В голове у тебя дырень.
— Тихо. — Раздается бас.
Споры немедленно утихают, а Айва продолжает слушать и дожидаться встречи, теперь, по крайней мере, зная, кто из мужиков главный.
— Ежели врут, — продолжает размеренно и спокойно говорить бас, — так все равно узнаем.
Повисает тишина, и ветер приносит колдунье лишь звуки ходьбы, но затем вдруг раздается снова голос Аленушки.
— Погодьте, ну чего вы?! — Звоном разливается чувственный и яркий, как и всегда, а сейчас еще и полный беспокойного волнения и придыханий голос девицы. — Нельзя же так! Не ведьма она никакая, все это….
— Чего это?! — Перебивает возмущенный, низкий для мальчика голос. — Чего мы, врем, что ли?!
— Я кому сказал молчать? — Говорит бас.
И опять становится тихо. Чуть погодя раздаются шорохи, но тут же снова начинает играть звонкая, беспокойная свирель девичьего голоса.