Цена жизни - смерть

В главный сосуд он залил воду. Она должна была остужать дым и служить фильтром, задерживающим табачные смолы и никотиновый яд. В медную верхотуру итальянец уложил табак — шишу.

— Перед употреблением его моют и сушат, — сообщил итальянец, — но в кальян кладут немного влажным, чтобы не слишком быстро скуривался. — Из жаровни специальными щипчиками итальянец достал уголек и положил сверху на табачную горку. Это сооружение венчал резиновый шланг с деревянным наконечником — мундштуком.

— И что дальше? — спросил он у итальянца, когда все приготовления были закончены.

— Теперь-то все и начинается. Вдыхай аромат через шланг, заставляя при этом «штормить» воду в сосуде.

Он затянулся.

— Нет, подожди, — сказал итальянец. — Вот затягиваться-то как раз и не надо.

— Как же это, курить и не затягиваться? — удивился он.

— Когда куришь кальян, не принято пускать дым к себе в потроха. Это тебе не сигарета.

— Вот именно, — сказал он и сделал так, как говорил итальянец. — Сигарета лучше и проще.

— Погоди, — усмехнулся итальянец, — еще рано делать выводы. Табак для шиши отличается особой духовитостью. Когда куришь кальян, дым лучше клубится и, кроме того, безопаснее — водяные фильтры почти не пропускают никотин.

Тогда он сделал еще одну затяжку и задержал дым во рту. И уже был совершенно не уверен в том, что говорил минуту назад. Впрочем, он уже не был уверен, что прошла минута. А почему не час, не день, не десять лет…

Итальянец тем временем приготовил кальян и для себя и уселся рядом и стал излагать свои взгляды на жизнь и на табак.

— Курение кальяна — занятие публичное. Я работал в Египте, так вот там курительную услугу можно получить в общественных местах: на рынках, в отелях, в кафе. Табак для шиши часто ароматизируют фруктами и травами. Но настоящие курильщики предпочитают чистый табак, без каких-либо примесей и посторонних запахов.

— Шиша, — протянул он и подумал, что еще никогда в жизни не говорил так медленно и вдумчиво, никогда так не чувствовал слов, которые произносил. — Звучит так, что похоже на гашиш…

— Нет, — засмеялся итальянец. — Египетские арабы очень законопослушны. Да и я думаю, что кальян слишком хорошая вещь, чтобы портить его такими штуками.

Напоследок итальянец сказал:

— Запомни, что ритм жизни у человека, курящего кальян, совершенно иной. Он уже никуда не торопится, но все успевает. Ты только попробуй — и сам все поймешь.

Он попробовал и понял.

Он банально сравнивал ощущение от курения кальяна с рюмкой хорошего коньяка, вот только разница была в том, что действие коньяка либо быстро проходило, либо при добавлении вырастало в нечто большее, уже ненужное, громоздкое и удручающе энергичное, от которого при всем желании нельзя было избавиться, покуда хмель не выветривался из головы.

Когда же во рту у него были клубки дыма, а в руке — резиновая трубочка с мундштуком, он мог длить это восхитительно ровное состояние до бесконечности. То есть до того момента, пока не выкуривал весь табак.

Удивительно, но довольно быстро он приобрел те самые черты, которыми так восхищался у итальянца. Стал вальяжным, немного расслабленным, чуть снисходительным собеседником. В его красивом, волевом лице появились мягкие черты. Он стал уравновешенным, и все шло своим чередом. Все приходило словно само собой. Женщины сходили по нему с ума. Карьера складывалась наилучшим образом.

Метаморфозы, произошедшие за каких-то полгода, были невероятны. Он все еще никак не мог поверить, что это случилось с ним.

Когда он первый раз попробовал добавить к шише травку, результат вышел удручающим: у него разболелась голова, а все удовольствие от ровного, спокойного кайфа шиши было потеряно из-за волнообразных толчков, которыми воздействовала марихуана на его мозги.

Но зато это было начало. И начало стремительное. Наверное, самые опытные московские наркологи не смогут припомнить случая более быстрого низвержения в бездну.

Уже после одного этого раза все пошло к черту. Его перестало удовлетворять наличие спокойного ровного удовольствия, которым так дорожил его друг-итальянец. На травку серьезно подсесть нельзя, в этом он был уверен и потому такими же семимильными шагами ринулся дальше, минуя анашу, гашиш и марихуану, благо возможности находить наркотики у него были широкие.

Фармацевтическая промышленность предлагала изворотливым гражданам большой выбор разнообразных медикаментов, «расширяющих сознание».

Он вспомнил типичный анекдот советских времен. Наркоман нанялся сторожем в зоопарк — караулить черепах. Проработал одну ночь, и когда на следующее утро сотрудники зоопарка пришли на службу, то увидели, что в террариуме не осталось ни одной черепахи. «Как же так?!» — спросили наркомана. «В натуре, чуваки, — ответил он, — я калитку приоткрыл, а они как ринулись!»…

А когда появилась возможность доставать героин, он понял, что нашел наконец свою единственную любовь. И свое призвание. Ведь ничто и никогда так не радовало его. Ничто не давало таких богатых и глубоких эмоций. Ничто не ввергало в такую пучину переживаний.