Цена жизни - смерть

— Щетинин работал у нас недавно и точно ничего рассказать не мог. Хотя, если исходить из ваших построений, то ни от Столяровой, ни от Щетинина ваши метафизические злодеи ничего не добились, иначе зачем бы им понадобилось идти дальше и иметь дело с Сахновым. Но, кстати, Сахнов также не был абсолютно в курсе. Он осуществлял лишь общее руководство проектом, не более. Конечно, если наркоторговцы пожелали прекратить исследования, то с убийством Сахнова им это практически удалось, новое руководство не проявляет по отношению к нам большого энтузиазма. Но если они охотились за формулой, то все эти жертвы были совершенно напрасны. Никто из убитых формулы не знал, просто потому что… ее пока не существует.

— Уже предвижу, что ответ будет отрицательным, и все-таки спрашиваю: к вам лично никто с предложениями о сотрудничестве не обращался?

— Как вы проницательно предвидели, ответ: нет. — Она, считая, что допрос подошел к концу, отвернулась к компьютеру, который наконец ее порадовал: новая зеленая дрожащая линия, уже было собравшаяся последовать примеру своих предшественниц, вдруг выровнялась и потянулась вверх.

И тут Турецкий, заканчивая оформление протокола, выдал свой последний козырь:

— Да, пользуясь случаем, хочу передать вам привет от Дмитрия Романовича Коржевского, который открыл мне страшную тайну о вашем романе с Промысловым.

— Ему тоже при случае привет передавайте, — совершенно спокойно ответила Долгова, записывая в журнал характеристики последнего графика.

Ну зануда! Где же у нее, черт возьми, кнопка?!

— Из того, что в прошлый раз вы об этом не упомянули, я сделал вывод, что эта тема вам неприятна. И тем не менее из того же факта и из совокупности многих других следует, что вам судьба Промыслова далеко не безразлична, а значит, вы просто обязаны мне помочь.

— Чем?

— Я прошу вас подумать и рассказать мне все, чего вы еще не рассказали. Промыслов делился с вами своими ближайшими планами?

— Нет.

— Не замыкайтесь, Божена Анатольевна, — чуть не взмолился Турецкий. — Поймите наконец, у нас с вами общая цель: вернуть его домой живым и невредимым.

— Вы что же полагаете, что я сама его прячу, в собственном шкафу? Или под кроватью? Или в компьютере, в заархивированном состоянии?!

— А вы не прячете?

— Нет. И ни в какие другие клиники под чужой фамилией я его не устраивала, и он не признавался мне в совершенном преступлении и тем самым не давал повода укрывать его от правосудия, и о возможном преследовании со стороны кредиторов он тоже не говорил, так что и от них я его не прячу. Еще варианты? Ах да, я сама его убила, расчленила и растворила в серной кислоте, я же химик, я умею. И поступила так, подозревая его, скажем, в гомосексуальных контактах. Все, моя фантазия истощилась.

— Ну, — подсказал Турецкий, — вы еще могли вместе с Промысловым инсценировать его похищение и на полученный от родителей выкуп приобрести себе аптеку где-нибудь на Гавайях.

— А что, с его родителей действительно потребовали выкуп? — удивилась она.

— В том-то и дело, что нет. А с вас случайно не требовали?

— Не требовали.

От Долговой Турецкий ушел выжатый как лимон.

Она вымотала ему все нервы, тем не менее наверняка не рассказала и половины того, что знает. Хотя то, что удалось вытянуть из нее, похоже на правду. А нежелание Долговой говорить может иметь и совершенно банальное объяснение: предположим, злодеи добрались и до нее да еще угрожают перебить всех оставшихся в живых сотрудников, если она не отдаст им формулу. Естественно, что она молчит со мной как рыба об лед, а собственный страх маскирует под агрессивность.

Короче, наводнить эту контору «жучками» под завязку, причем лучше — Денисовыми. Через Костю это, во-первых, дольше, а во-вторых, больше совершенно необязательных посвященных.

27

— Ну ладно, козлы! — Турецкий хотел было свернуть на 1-ю Фрунзенскую, а там помотать родными дворами, но передумал.

Нечего этих уродов вокруг собственного дома водить.

Хвост он заметил при въезде на Крымскую эстакаду, вернее, не заметил, а убедился, что это действительно хвост. Еще на Пушкинской за ним приклеилась вишневая «девятка» с тонированными стеклами, тащилась следом по Столешникову, но на Тверской вроде отстала. А оказалось, что не отстала, а передала его зеленому «фольксвагену». На Моховой они снова сменились, потом на Остоженке. Вели его квалифицированно, на глаза не лезли, он бы вообще, может, ничего и не понял, если бы не водитель «девятки». Когда Турецкий выруливал из ворот родной конторы, тот бросился к своей тачке через дорогу — до того торчал прямо у раздвижных ворот — и чуть не влетел под колеса «мерса» генерального прокурора.