Цена звёздной пыли (СИ)

Ещё несколько шагов. Совсем немного в контексте механики ходьбы и бесконечно много для человека, продвигающегося лишь за счёт остаточного заряда собственного мозга. Подобно машине с барахлящим генератором, ставленник Ричарда медленно пробрался к шлюзу спасательной капсулы, и нажал на огромную красную кнопку величиной в его собственную ладонь. Будь эта клавиша меньше, скажем, стандартных размеров клавиатуры, он никогда не смог бы её нажать — слишком уж сильно размыло его взгляд, явно голодающий в недостатке кислорода. Всё же, тот, кто соорудил эти шлюзы, явно знал, для каких ситуаций они могут пригодиться.

Капитан Николас так и не понял, что именно произошло на борту «Иллириона». Случившийся в казармах кровавый хаос он приписал в первую очередь именно Джону Харлайлу. И даже вполне успешно продвинул бы эти мысли в сенате по возвращению на Землю, если бы не одно важное «но», о котором он пока не знал.

Очнувшись от принудительного сна, Эрик Найлс поспешно направился в помещение генераторной и исправил всё, что он уже успел натворить — привёл аппаратуру в исходное положение, в котором оно могло функционировать ещё несколько часов. Чего ни при каких обстоятельствах не хватило бы для достижения хоть какого-нибудь действующего порта республики. Грубо говоря, второй помощник капитана сломал то, что сам только что починил, оставив Николаса Кейна и Тайну в весьма незавидном положении посреди безмолвных звёзд и космической пыли, которые уже вскоре должны поглотить их жизни, и оставить лишь серый, безжизненный остов корабля, носившего гордое имя «Иллирион».

***

— То есть, Джон Харлайл умер? — я никак не мог осознанно понять, о каком именно времени рассказывал мне Ричард Макдональд. Он упоминал о далёкой войне, но его речь простиралась гораздо дальше, за горизонт причинно-следственных связей.

— Ты слишком спешишь, друг мой, — старый торговец никогда не любил, когда его перебивают. Впрочем, он и сам, кажется, вполне понимал, что способность понимать тут есть только у него. А также, у него была его огромная кружка, которую только и успевали наполнять вновь после каждого богатырского глотка. — Вы, молодое поколение, вечно спешите. Бежите куда-то, не в силах остановиться и просто посмотреть вокруг. А ведь именно в этом и заключается жизнь. Сама её суть. Нет никакого смысла в скоротечном существовании. Зачем вообще жить, если всё, что ты способен видеть перед собой — это пятки того, кто бежит чуть впереди тебя? Что это за чёртов хоровод смертников? Остановись. Выкури хорошую сигару. Наверни пару стопок крепкого виски и хорошенько обдумай свой следующий шаг, прежде чем оторвать ногу от, и без того истоптанной, Земли… Но… В общем — да. В каком-то смысле, Джон Харлайл и правда умер в тот день.

***

Джон Уильям Харлайл погрузился в темноту. Его разум растворился в окружающей тишине, а тело безвольно обмякло. Благо, он успел запустить процесс подготовки капсулы к отправке, и уже спустя минуту, она успешно отстыковалась от корабля, и рванула в чёрную пустоту космоса. Будь у него хотя бы часть тех сил, что были при нём всю жизнь, торговый агент не упустил бы того момента, когда в трюме блеснула очередная вспышка огнестрельного оружия и в толстой металлической стенке образовалось аккуратное отверстие от пули, отпечатавшееся и на самой капсуле. Кто именно стрелял — было уже не важно. Пусть это будет Тайна… Или даже сам Николас Кейн. Они уже остались в прошлом. В том же самом, где осталось сознание ставленника великого торговца.

Харлайл находился в чистом, безграничном «Ничто». Словно лежал на дне тёмного озера, чьи воды настолько непроглядны и черны, что их не смогло бы осветить даже Солнце. Он чувствовал своё тело. Ноги и руки. Туловище и голову. Ощущал каждое невольное напряжение собственных нервов, пусть это и происходило с каждой минутой всё реже и реже. Но была ли то на самом деле всего лишь минута? Агент вырвался из плена времени и перестал определять его по биению собственного сердца, ведь последнее уже давно успокоилось и подавало признаки жизни не чаще, чем Джон успевал обдумать добрую десятую часть своей собственной жизни.

Он видел яркие картинки. Те самые, что когда-то проникли в его память и остались там, в надежде быть когда-нибудь обнаруженными. Помнил то время, когда был ещё счастлив и помнил то, что погубило его жизнь. Запертый в собственной тишине. Человек летел сквозь космос в маленькой, повреждённой, спасательной капсуле, и её силуэт тонул в блеске соседних звёзд…

Но что это? Боль в груди уже давно оставила его. Настолько давно, что он уже и не помнил о том, что находился на грани всё это время. Сколько он пробыл здесь? И где это самое «здесь»? Впрочем, какая разница, когда уже забытая боль вдруг решила вернуться вновь?