Ценный

Мое сердце бешено стучит. Наверное, именно поэтому он так хочет, чтобы я на этой неделе играла роль подружки и не затрагивала тему его отношений в интервью. Должно быть, ему больно говорить о личной жизни после потери жены.

В любом случае, я не могу поверить, что он открылся мне. Я не хочу упустить шанс углубить нашу дружбу. Поворачиваюсь на правый бок, чтобы смотреть ему в лицо.

— Какой она была? — мягко спрашиваю я.

Я слышу, как Генри тихо вздыхает.

— Она была забавной. Всегда знала, как меня развеселить.

У меня сжимается сердце от боли за него. Вот почему он почти никогда не улыбается и не смеется?

— Она была очень умной. Она была педиатром. Я встретил ее, когда она училась в медицинской школе, во время отпуска в своей первой заграничной командировке. Мы поженились после ее выпуска, а потом она закончила ординатуру, пока я был на втором туре службы. После этого я закончил свою службу, и мы смогли начать совместную жизнь.

Хотя в его голосе слышится улыбка, становится очевидно, что он хмурится, когда говорит:

— Мы прожили вместе всего год, прежде чем она умерла.

— Это так несправедливо, — тихо говорю я, выражая соболезнования.

— Мир несправедлив, — отвечает он жестким тоном. — Поэтому Порт-Провиденс мне идеально подходит. Там нет места для отношений, и я просто сосредоточен на том, чтобы выживать каждый день.

Он делает небольшую паузу и добавляет:

— По крайней мере, никаких отношений там не было, пока не появилась ваша группа.

— Мы действительно все разрушили, — соглашаюсь я.

— Очень верно, — говорит Генри неожиданно легким тоном, а затем добавляет: — Теперь моя очередь задать тебе вопрос.

Что он может хотеть узнать обо мне? Моя жизнь не слишком интересна.

— На пляже ты сказала: «Оставь это». Что ты имела в виду?

Мои щеки пылают. К счастью, он не видит, как я покраснела. Я переворачиваюсь на спину, и теперь он переворачивается на бок, чтобы смотреть на меня.

— О, ничего интересного. Тебе лучше не знать.

— Эй, я только что открыл тебе свою душу.

Если бы он только знал, что это за информация, думаю, он бы не стал спрашивать.

— Генри…

— Да ладно тебе, — жалуется он.

— Ладно. Я двадцатишестилетняя девственница, ясно?

Я сказала это. Это было не так уж плохо.

Генри издал небольшой кашляющий звук.

— О…

— Да. Я уродка, — подтверждаю я. — Именно это большинство людей говорили мне последние десять лет. Почему бы просто не забыть об этом? Почему я думаю, что я такая особенная, чтобы спасать себя? Секс — это не так уж и важно…

— Я думаю, что это прекрасно, Хлоя.

Я закатываю глаза.

— Я не пытаюсь быть сентиментальной, если честно. Просто мне кажется, что это очень важно для того, кто тебе небезразличен. Вот и все. Я никогда не была настолько близка с парнем, чтобы хотеть этого.

— Хорошо сказано. Я тоже так считаю.

— Большинство мужчин так не считают, — с усмешкой замечаю я. Черт возьми, он, наверное, потерял ее еще в школе, как и все остальные.

— Думаю, мы уже выяснили, что я не большинство мужчин.

Я издала один смешок.

— Преуменьшение.

— Может быть, — признает он с легкой ноткой в голосе.

Я зарываю лицо в ладони.

— Мне кажется, я так много упускаю. Даже не только секс, но и объятия.

— Обниматься — это хорошо.

Генри напевает эти слова, словно погружаясь в воспоминания.

— Сара была хорошей обнимальщицей? — спрашиваю я.

Он тихонько смеется.

— Она любила обнимать меня сзади.

— Ты? Лежал к ней спиной? — я хихикаю, представляя этот образ.

— Я знаю. Но ты идешь на жертвы ради тех, кого любишь.

Я думаю, каково это — иметь кого-то, с кем можно обниматься, кого-то, кто любит меня, кого-то, кто идет на жертвы ради меня. Это звучит чуждо и невозможно.

В глубине души у меня все болит от мысли, что я могла бы быть с Генри, что он был бы тем, кто заботился бы обо мне и обнимал меня, что он был бы тем, кого я потеряю.

С ним я чувствую себя в такой безопасности, он такой бескорыстный и честный. В общем, полная противоположность всем парням, которых я встречала за последний год.

— О чем ты там думаешь? — спрашивает он.

Кажется, я немного заблудилась в своих мыслях.

— Просто интересно, как это — обниматься, — отвечаю я с полуправдой.

— Если ты пообещаешь, что не станешь Хлоей и не будешь делать все это странным, мы можем пообниматься минутку, — предлагает Генри.

Я перевариваю его слова. Может ли он слышать мои мысли? Нет, это глупо.

— «Хлоя» — это теперь термин? — уточняю я, стараясь звучать спокойно.

— Да, — отвечает он резко.

— Это настораживает. Но ладно. Как мы это сделаем?

— Я могу обнять тебя сзади, — предлагает он.

Мое тело вдруг нагревается и начинает покалывает.

— Хорошо.

Я практически подавилась этим словом, в горле так пересохло. Я сдвигаюсь к середине кровати, и Генри тоже, затем я переворачиваюсь лицом к нему, чувствуя, как его тело прижимается ко мне. Его рука обхватывает мое плечо, а затем он притягивает меня еще ближе.