Ценой потери

— Он насмехался надо мной и презирал меня, — сказал Рикэр. — Кто ему дал право меня презирать? Пред очами Господа мы все равны. Все — и скромный управляющий плантацией и знаменитый Куэрри. Посягнуть на христианский брак! — От него сильно пахло виски. Он сказал: — Года через два я подам в отставку. Уж не думает ли он, что я буду растить его ублюдка на свою пенсию?

— Вы провели три дня в пути, Рикэр. Вам надо выспаться. Потом мы…

— Она не хотела со мной спать. Никогда не хотела. Вечно какие-нибудь отговорки. И в первый же его приход, только потому, что он знаменитость…

Отец Тома сказал:

— Нам крайне нежелательно доводить дело до скандала.

— Где доктор? — вдруг крикнул Рикэр. — Они дружки, их водой не разольешь.

— Доктор у себя дома. Он тут совершенно ни при чем.

Рикэр шагнул к двери. Он застыл у порога, точно актер, забывший свою реплику.

— Ни один суд меня не осудит, — сказал он наконец и вышел в темноту, под дождь.

Первую минуту они молчали, а потом отец Жозеф спросил, обращаясь ко всем сразу:

— Это как же понимать?

— Утром мы над всем этим посмеемся, — сказал отец Жан.

— Не вижу тут ничего смешного, — отрезал отец Тома.

— Я хочу сказать, что вся эта история смахивает на какой-нибудь фарс в Пале-Рояле. Мне приходилось их читать. Оскорбленный муж то в дверь, то из двери.

— Я не читаю фарсов, которые ставят в Пале-Рояле, отец.

— Иной раз кажется, что Господь Бог был настроен не очень серьезно, когда награждал человека половым инстинктом.

— Если такиедоктрины вы преподаете на занятиях по богословской этике…

— И когда изобрел богословскую этику. Если уж на то пошло, так у святого Фомы Аквината написано, что Господь сотворил мир играючи.

Брат Филипп сказал:

— Вы меня извините…

— Вам сильно повезло, отец Жан, что вся ответственность за миссию возложена на меня, а не на вас. Я не могу относиться ко всему этому как к фарсу, что бы там ни писал святой Фома. Куда вы, брат Филипп?

— Он что-то говорил про суд, отец, и я подумал: а вдруг у него оружие? Может, надо пойти, предупредить…

— Ну, это уж слишком! — сказал отец Тома. Он повернулся к Паркинсону и спросил по-английски: — Есть у него револьвер?

— Понятия не имею. По теперешним временам многие ходят с револьверами в кармане. Но пустить его в ход он не посмеет. Я же говорю, что ему только одного хочется — придать себе весу.

— Если вы мне разрешите, отец, я все-таки схожу к доктору Колэну, — сказал брат Филипп.

— Смотрите, брат, будьте осторожнее, — сказал отец Поль.

— Ничего! Для меня огнестрельное оружие вещь знакомая, — ответил ему брат Филипп.

5

— Там кто-то кричит? — спросил доктор Колэн.

— Я не слышал.

Куэрри встал и вгляделся в темноту за окном. Он сказал:

— Скорее бы брат Филипп починил электричество. Пора домой, а фонарика у меня нет.

— Теперь тока уже не дадут. Одиннадцатый час.

— Они, вероятно, потребуют, чтобы я уехал как можно скорее? Но пароход вряд ли придет раньше, чем через неделю. Может, кто-нибудь отвезет меня на грузовике?

— Сомневаюсь. Дорогу, наверно, развезло после такого ливня, и эта гроза не последняя.

— Тогда у нас впереди несколько дней, и мы сможем заняться передвижными амбулаториями, о которых вы так мечтаете. Но я не инженер. От брата Филиппа проку будет больше, чем от меня.

— Да ведь мы здесь всегда довольствуемся самым малым, — сказал доктор Колэн. — Что мне нужно? Нечто вроде сборного домика на колесах, только и всего. Такого, чтобы можно было ставить на шасси полуторки. Куда этот листок запропастился? Я хотел показать вам — тут у меня возникла одна идея…

Доктор выдвинул ящик письменного стола. В ящике лежала фотография женщины. Невидимая постороннему глазу, она всегда лежала там, не боясь пыли, лежала и ждала, когда ящик откроют.

— А я буду скучать по этой комнате, куда бы меня ни забросило. Вы никогда мне не рассказывали о своей жене, доктор. Отчего она умерла?

— Сонная болезнь. В первые годы нашей жизни здесь она подолгу бродила в джунглях, все уговаривала прокаженных, чтобы они приходили к нам лечиться. В те времена еще не было эффективных средств против сонной болезни. Люди умирают преждевременно.

— А я-то надеялся, что лягу в ту же землю, что и вы и она. Втроем мы образовали бы здесь эдакий атеистический уголок.

— А были бы вы там у места?

— Почему же нет?

— Вас слишком тревожит утрата веры, Куэрри. Вы то и дело трогаете эту болячку, как будто хотите сковырнуть ее. С меня достаточно существования мифа, а вам этого мало, вам подавай либо веру, либо неверие.

Куэрри сказал.

— Там кого-то зовут. Мне на секунду показалось, что меня. Человеку всегда кажется, что это его зовут. Даже если в именах совпадает только один слог. Мы такие эгоцентрики.

— Вы, должно быть, очень крепко верили, если так тоскуете без веры.