Ценой собственной жизни

– Suis pas americain, – продолжал Ричер. – Suis un soldat francais, agent du gouvernement mondial depuis plusieurs annees, parti en mission clandestine il y a deux mois. Il faut evaluer de risque que votre band represent par ici.[5]

Он говорил так быстро, как только мог, стараясь подражать речи образованной парижанки. Вспоминая, как говорила его покойная мать. Потрясенный Рэй кивнул.

– Ты иностранец?

– Француз. У нас интернациональные бригады. Я сказал, что нахожусь здесь для того, чтобы оценить степень опасности, которую представляете для нас вы.

– Я видел, как ты стрелял. Это я заметил ту березку. Тысяча ярдов.

– Мои пули наводились со спутника. Как я уже говорил, технологии СОИ, через микросхему. Каждый из нас может стрелять на дистанции две мили и поражать все мишени.

– Господи... – пробормотал Рэй.

– В десять часов я должен буду выйти отсюда. Это мера предосторожности. У тебя жена здесь?

Рэй молча кивнул.

– А дети? Я видел здесь много детей. Среди них есть твои?

Рэй снова кивнул.

– Да. Два мальчика.

– Если в десять часов я не выйду отсюда, все они умрут. Поскольку меня захватят в плен, весь ваш лагерь должен быть сожжен дотла. Нельзя допустить, чтобы моя микросхема попала в чужие руки. Я предупреждал свое командование, что вы все равно не разберетесь, как она работает, но командир сказал, что среди вас могут найтись более умные люди, чем я думаю. Похоже, он оказался прав.

Ричер гордо кивнул, а Ричер взглянул на часы.

– Сейчас половина восьмого, так? Я просплю два с половиной часа. Спутник разбудит меня ровно в десять. Можешь подождать и посмотреть.

Он растянулся на полу, подложив под голову согнутую руку. Поставил будильник в голове на без двух минут десять. Мысленно моля: «Только не подведи меня сегодня.»

Глава 35

– Я отказываюсь поверить в это, – решительно произнес генерал Гарбер.

– Ваш Ричер замешан, – ответил Уэбстер. – В этом нет никаких сомнений, черт побери. У нас есть снимки, ясные как божий день.

Гарбер упрямо покачал головой.

– Сорок лет назад меня произвели в лейтенанты. Сейчас я генерал-лейтенант. Под моим началом служили многие тысячи человек. Десятки тысяч. И большинство из них я знал достаточно хорошо. Так вот, среди всех них Джек Ричер единственный, кто никогда не впутается ни во что подобное.

Гарбер сидел за столом в передвижном командном пункте, распрямив плечи. Сняв плащ защитного цвета, он открыл взору старый, мятый форменный китель. Несущий на себе свидетельства целой жизни, проведенной на военной службе. Весь китель был увешан значками и орденскими планками. Это был китель человека, прослужившего в армии сорок лет и не совершившего за все это время ни одной ошибки.

Генерал Джонсон внимательно следил за своим подчиненным. Голова Гарбера, покрытая седым ежиком, оставалась неподвижной. Его глаза светились спокойствием. Руки удобно улеглись на стол. Голос звучал твердо, но тихо. Уверенно, словно Гарбера попросили защитить предположение, что небо голубое, а трава зеленая.

– Мак, покажи генералу снимки, – сказал Уэбстер.

Кивнув, Макграт открыл конверт. Вытряхнул четыре фотографии и пододвинул их Гарберу. Гарбер поочередно рассмотрел снимки, поворачивая их к тусклому зеленоватому свету над головой. Джонсон следил за его глазами. Ожидая увидеть в них сомнение, затем покорность. Но он не увидел ни то, ни другое.

– Эти снимки можно истолковать по-разному, – наконец сказал Гарбер.

Его голос оставался спокойным. Джонсон услышал в нем военного, защищающего своего любимого подчиненного. Уэбстер и Макграт услышали посредственного полицейского, выражающего сомнение. Однако они решили, что сорок лет безупречной службы дают генералу право быть услышанным.

– Как именно? – спросил Уэбстер.

– Четыре отдельных мгновения, вырванных из непрерывной последовательности. Они могут сказать нам неправду.

Перегнувшись через стол, Уэбстер ткнул в первый снимок.

– Ричер отнимает у девушки ее вещи. Это ясно как белый день, генерал.

Гарбер покачал головой. Наступила тишина. Наполненная лишь гудением электроники. Наконец Джонсон увидел мелькнувшее сомнение. Но в глазах Макграта, а не Гарбера. Тут, громыхая ногами по трапу, в пункт поднялся Броган. Пригнулся, входя в дверь.

– Видеозапись наблюдения, – сказал он. – Мы только что просмотрели то, что записали наши самолеты. Вам тоже следует на это взглянуть.

Пригнувшись, он вышел. Четверо мужчин, переглянувшись, встали. Прошли по холодному вечернему воздуху до машины спутниковой связи и поднялись в кабину. Милошевич сидел в рубашке с коротким рукавом, купаясь в голубоватом свечении ряда видеомониторов. Перемотав кассету назад, он включил воспроизведение. Четыре экрана озарились четкой картинкой небольшого поселка, снятого сверху. Качество изображения было превосходным. Как у хорошего кинофильма, но только снятого камерой, поставленной строго вертикально.

– Это Йорк, – объяснил Милошевич. – Внизу справа бывшее здание суда. А теперь смотрите.

Ткнув кнопку ускоренной перемотки, он стал следить за показаниями счетчика. Остановил кассету и снова включил воспроизведение.