Цент на двоих. Сказки века джаза (сборник)

Проезжая мимо отеля «Клэрендон», он услышал оклик с тротуара. Там стоял Бэйли, человек с подмоченной репутацией и выдающейся челюстью, живший в отеле и никогда не любивший.

– Перри, – тихо произнес человек с подмоченной репутацией, когда перед ним у обочины остановился родстер, – у меня стоит шесть бутылок такого чертовски прекрасного шампанского – без единого пузырька! – которое ты, ручаюсь, никогда не пробовал. И треть всего, Перри, получишь ты, если только поднимешься со мной в номер и поможешь нам с Мартином Мэйси все это выпить!

– Бэйли, – с напряжением сказал Перри, – я выпью твое шампанское. Я выпью все до капли, пусть даже это и убьет меня.

– Чокнулся? – кротко ответил человек с подмоченной репутацией. – В шампанское не добавляют метиловый спирт. Это напиток, который весь мир пьет уже шесть тысяч лет. А пробки на этих бутылках даже окаменели, и вытаскивать их приходится с помощью алмазного сверла.

– Веди меня наверх, – мрачно промолвил Перри. – Как только эти пробки увидят мое сердце, они выскочат сами – из простого сострадания.

Весь номер был увешан типично гостиничными невинными картинками, изображающими маленьких девочек с яблоками в руках, сидящих на скамейках и играющих с щенками. Других украшений в номере не было, если не считать разбросанных повсюду галстуков, а также розовощекого человека, читавшего розовую газету, полностью посвященную дамам в розовых чулках.

– Иногда приходится торить дороги и тропы, – произнес розовощекий человек, укоризненно взглянув на Бэйли и Перри.

– Приветствую, Мартин Мэйси! – коротко ответил Перри. – И где это каменноугольное шампанское?

– Куда спешим? Это же вроде не налет. У нас вечеринка!

Перри покорно сел и с неудовольствием оглядел галстуки.

Бэйли не спеша открыл дверцу шкафа и извлек шесть симпатичных бутылок.

– Снимай эту чертову шубу, – обратился Мартин Мэйси к Перри. – Или, может, нам открыть все окна?

– Дайте мне шампанского, – сказал Перри.

– Идешь на цирковой карнавал к Таунсендам сегодня?

– Нет!

– Нет приглашения?

– Есть.

– А почему не идешь?

– Я устал от вечеринок, – воскликнул Перри. – Уже тошнит. Я уже так навеселился, что тошнит!

– Может, ты собрался к Говарду Тейту?

– Нет же, я сказал. Мне все это надоело.

– Ну что ж, – как бы в утешение сказал Мэйси, – у Тейтов все равно будут одни школьники.

– Да говорю я тебе…

– Я подумал, что ты наверняка собрался куда-нибудь. Судя по газетам, ты под Рождество не пропустил ни одной вечеринки!

Перри угрюмо хмыкнул.

Он больше никогда не пойдет на вечеринку! В его голове крутилась классическая фраза о том, что эта страница его жизни закрыта, закрыта навсегда! А когда в голове крутится «закрыта, закрыта навсегда!» или что-то подобное, можно с полной уверенностью сказать, что тут не обошлось без женщины, которая, так сказать, и осуществила это закрытие. Перри также пришла в голову еще одна классическая мысль о том, что самоубийство, в сущности, просто трусость. Эта мысль всегда отдает благородством, таким теплым и воодушевляющим! Только подумать, сколько достойных людей мы бы потеряли, если бы самоубийство не было бы просто трусостью!

Прошел час, и в шесть вечера Перри потерял всякое сходство с молодым человеком, рекламирующим линимент. Теперь он выглядел как первый набросок к картине разгула. Они пели импровизированную песню, текст которой только что придумал Бэйли:

Некий Пер Ламп, соблазнитель известный,
Всегда отличался за чаем воскресным:
Он переливал и заливал,
Ни разу ни капли не проливал —
При этом салфеткой колени свои он никогда не накрывал!

– Проблема в том, – сказал Перри, закончив взлохмачивать свои волосы расческой Бэйли и пытаясь повязать на голову оранжевый галстук, чтобы подчеркнуть свое сходство с Юлием Цезарем, – что вы, парни, ни черта не смыслите в пении. Как только я ухожу вверх и начинаю петь тенором, вы тоже начинаете петь тенорами.

– У меня от природы тенор, – глубокомысленно заявил Мэйси. – Голос не тренирован, вот и все. Абсолютный слух, говорила тетка. Прекрасный певец от рождения.

– Певцы, певцы, все прекрасные певцы, – вставил Бэйли, который в этот момент разговаривал по телефону. – Да нет, не в кабаре. Я хочу яйцо. Пусть какой-нибудь проклятый клерк, который с едой – едой! Я хочу…

– Юлий Цезарь! – объявил Перри, отвернувшись от зеркала. – Человек со стальной волей и железными принципами.

– Заткнись! – взвизгнул Бэйли. – Эй, это мистер Бэйли. Пришлите нам ужин. Что-нибудь грандиозное. На ваш выбор. Прямо сейчас!

С некоторым затруднением он попал трубкой обратно на телефон, после чего его губы сжались, и с выражением торжествующей настойчивости он выдвинул нижний ящик шкафа.

– Взгляните! – не терпящим возражений тоном скомандовал он.

В его руках оказалось некое вычурное одеяние из розовой дешевой ткани.

– Штаны! – важно произнес он. – Глядите!

На свет появилась розовая рубашка, красный галстук и детский воротничок а-ля Бастер Браун.