Однажды в самое жаркое утро самого жаркого июля, который я помню – вы понимаете, что это значит здесь, у нас, – я покинул здание и отправился к господину Харлану, который должен был передать в банк наличный платеж по кредиту. Харлан передал мне деньги, и когда я их пересчитал, то обнаружил, что получил от него, как и полагалось, триста долларов восемьдесят шесть центов, причем мелочь Харлан отсчитал новенькими сияющими монетками, которые получил в другом банке утром. Я спрятал три стодолларовые банкноты в свой кошелек, а мелочь положил в карман жилета, выдал расписку и вышел. Направился я прямо в банк.
Жара на улице была просто ужасной. Было так жарко, что кружилась голова, и вот уже пару дней я чувствовал себя не очень, поэтому, ожидая в теньке трамвая, я мысленно поздравил себя с тем, что уже через месяц или около того я буду не здесь, а где-нибудь, где попрохладнее. И тут мне неожиданно пришло в голову, что, не считая только что полученных денег, к которым конечно же нельзя было и прикасаться, у меня в кармане не было ни цента. В банк, находившийся в пятнадцати кварталах отсюда, мне надо было идти пешком. Понимаете, как раз накануне я обнаружил, что накопил целый доллар мелочью, и обменял в соседней лавке монеты на банкноту, которую добавил к другим скатанным в рулончик банкнотам, хранившимся на дне чемодана. Так что помочь тут было уже нечем – я снял пиджак, засунул носовой платок под воротничок и пошел по удушливой жаре в банк.
Пятнадцать кварталов – вы можете себе представить этот путь; к тому же я был тогда нездоров. Я был на Джунипер-стрит – вы помните, где это было? – там теперь больница Мигера, а идти надо было до Джексон-стрит. Миновав шесть кварталов, я стал останавливаться отдохнуть везде, где только был кусочек тени, в котором можно было укрыться; заставить себя продолжить путь я мог только мыслью о большой кружке холодного чая, которую мать всегда ставила для меня на стол за обедом. Но еще немного – и мне стало так плохо, что уже даже и чая не хотелось, а хотелось только избавиться от этих денег, чтобы можно было спокойно лечь и умереть.
Когда до банка оставалась пара кварталов, я засунул руку в карман жилета и вытащил монеты; они позвякивали в моих ладонях; я почему-то решил, что нахожусь уже так близко, что надо приготовить деньги к сдаче в кассу. Я случайно взглянул на монеты – и тут же застыл, засунув руку обратно в карман. Карман был пуст! На дне была небольшая дырка, а на ладони у меня лежали монеты в полдоллара, четверть доллара и десять центов. Я потерял цент!
Да, сэр, я вряд ли смогу передать вам то смятение, которое меня охватило. Это был всего лишь цент, но подумайте: за неделю до этого одного из посыльных уволили лишь потому, что он пару раз при всех покраснел! Это была простая небрежность, но были бы вы на моем месте! Все находились в постоянном страхе, что завтра их уволят, и каждый считал, что лучше уж уволить кого-нибудь еще до того, как уволят тебя. Так что вы понимаете, что без этого цента я там появиться не мог. Откуда у меня взялись силы для того, чтобы сделать то, что я сделал, до сих пор выше моего разумения. Мне было плохо, я был перегрет и слаб, как котенок, но мне так и не пришло в голову ничего лучше, чем отыскать монету или замену ей, и я немедленно начал думать, как бы это осуществить. Я заглянул в пару лавок, надеясь увидеть кого-нибудь знакомого, но, хотя несколько парней и толпились у входа – точно так, как те, которых вы сегодня видели, – никого, к кому я мог бы подойти и сказать: «Привет! У тебя цента не найдется?», – я не встретил. Я подумал и о нескольких конторах, где я смог бы без труда раздобыть то, что мне нужно, но все они располагались отнюдь не рядом, а голова моя кружилась, и, кроме того, я не мог и подумать отклониться от маршрута с доверенными мне деньгами, поскольку это могло бы вызвать подозрения.
Что же мне оставалось делать, кроме как идти обратно по улице до главных складов, где я в последний раз щупал этот цент у себя в кармане? Монетка была новенькой и блестящей; я подумал, что, может быть, увижу ее там, где обронил. Поэтому я продолжал идти, пристально глядя на тротуар и думая, что же мне теперь делать. Мне стало немного смешно, потому что глупо так переживать из-за цента, но смех почти сразу прошел, когда я понял, что эта глупость может дорого мне обойтись.