Цент на двоих. Сказки века джаза

На берегу озера, в свете звезд, возвышалась роскошная вилла; ее мраморное великолепие поднималось до половины примыкающей горы, а затем, в совершенной симметрии, грациозно, с едва заметной дамской робостью, растворялось в густой тьме соснового леса. Душа Джона, как камертон, зазвучала при виде множества башен, ажурного каменного узора покатых балюстрад, точеного чуда тысяч золотистых светящихся прямоугольников, шестигранников и треугольников желтых окон, рассеянной мягкости перемежающихся плоскостей, голубых и сияющих, как звезды. На верхушке одной из башен – самой высокой, самой темной у основания – была установлена подсветка, отчего здание казалось плывущим в волшебной стране, и, глядя вверх, зачарованный Джон услышал ни на что не похожий тихий звук скрипичных мелизмов, спускавшийся вниз в вычурной гармонии. Через мгновение машина остановилась перед широкими высокими мраморными ступенями, и с лужайки донеслось благоухание множества цветов. На верхней площадке лестницы тихо открылись две огромные двери, и янтарный свет выплеснулся во мрак, очертив изысканный дамский силуэт; леди с темными волосами, уложенными в высокую прическу, протянула к ним руки.

– Мама, – сказал Перси, – это мой друг Джон Ангер, он из Аида.

Этот первый вечер остался в памяти Джона вихрем из множества красок, быстро сменяющих друг друга ощущений, тихой, будто любовный шепот, музыки и прекрасных вещей, света и теней, движений и лиц. Седовласый мужчина, пивший стоя многоцветный ликер из хрустальной рюмки с золотой ножкой. Девушка с лицом, будто цветок, одетая, как Титания, с вплетенными в волосы сапфирами. Комната, в которой цельное мягкое золото стен подавалось под нажимом его руки, и комната, воплощавшая идеальное представление абсолютной призмы: потолок, пол и все остальное, все было покрыто непрерывной массой алмазов, подсвеченных высокими фиолетовыми торшерами по углам, алмазов всех возможных размеров и форм, белизна которых ослепляла и могла сравниться лишь с самой собой, поскольку находилась за пределами человеческих желаний или грез.

Сквозь лабиринт этих комнат и прошли двое ребят. Иногда подсвеченный снизу, у них под ногами, пол вспыхивал бриллиантовыми узорами – то варварски дисгармоничными цветами, то пастельной нежностью, то абсолютной белизной, а то и искусной утонченной мозаикой, подобной тем, что лежат в мечетях у берегов Адриатики. Иногда под слоем толстого стекла виднелась бурлящая голубая или зеленая вода, в которой плавали проворные рыбки и водоросли с радужными листьями. А затем они шествовали по мехам всевозможных видов и оттенков или же по коридорам, отделанным бледной слоновой костью, сплошной, будто вся отделка была вырезана из цельного гигантского мастодонта, вымершего задолго до появления человека…

Затем – едва оставшийся в памяти переход, и вот они уже за ужином. Каждая тарелка состояла из двух почти незаметных слоев цельного алмаза, между которыми находилась искусно выполненная изумрудная филигрань, будто шитая зелеными нитями прямо из воздуха. Из далеких коридоров доносилась музыка, протяжная и ненавязчивая; его мягчайшее кресло точно повторяло форму его спины, и когда он выпил первый стакан портвейна, это кресло, казалось, поглотило и убаюкало его. Пытаясь перебороть сонливость, он ответил на заданный ему вопрос, но медовая нега, овладевшая его телом, лишь усиливала иллюзию, будто все это происходит не наяву: драгоценные камни, ткани, вина и металлы смешались в его сознании в сладкий туман.

– Да, – вежливо пересилив себя, ответил он, – у нас там внизу действительно жарко.

Он даже смог негромко рассмеяться; затем, без какого-либо движения, не чувствуя никакого сопротивления, он, как ему показалось, взмыл вверх и поплыл, оставив недоеденным мороженое, розовое, как мечта… Он уснул.

Проснувшись, он осознал, что прошло несколько часов. Стояла тишина; он находился в обширной комнате с черными, как смоль, стенами и приглушенным освещением – столь слабым и едва уловимым, что его никак нельзя было назвать светом. Над ним возвышался юный хозяин.

– Ты уснул за ужином, – сказал Перси. – Я тоже чуть не уснул – так приятно было после года в школе вновь почувствовать комфорт. Пока ты спал, слуги раздели и искупали тебя.

– Я на кровати – или это облако? – чуть слышно пробормотал Джон. – Перси, Перси! Подожди секунду. Я хотел бы извиниться.

– За что?

– За то, что не поверил тебе, когда ты сказал, что у тебя есть алмаз – огромный, как отель «Ритц-Карлтон».

Перси улыбнулся:

– Я знаю, что ты мне не поверил. Это ведь гора, понимаешь?

– Какая гора?

– Гора, на которой стоит вилла. Для горы она не так уж и велика. Однако, не считая пятидесяти футов земли и гравия на поверхности, она вся – сплошной алмаз. Цельный алмаз, одна кубическая миля, без изъянов. Да ты меня слушаешь? Эй!

Но Джон Т. Ангер уже снова спал.

III

Настало утро. Проснувшись, он сонно отметил, что комнату тут же залил плотный солнечный свет. Черные панели на одной из стен сдвинулись по невидимым рельсам, впуская в комнату день. Рядом с кроватью застыл высокий негр в белой форме.