Цент на двоих. Сказки века джаза

Иногда в окне показывались и гости: мужчины в смокингах, с перекинутыми через руку пальто и со шляпами в руках, кланявшиеся и говорившие с Каролиной стоя; затем они опять кланялись и исчезали вслед за ней, по всей видимости, сопровождая ее на вечеринку или на бал. Иногда приходили юноши, усаживались, курили сигареты и, кажется, пытались что-то Каролине рассказать, а она либо сидела на венском стуле и внимательно за ними наблюдала, либо возлежала в шезлонге под торшером и выглядела очень загадочной и, само собой, юной.

Мерлину нравилось, когда приходили гости. Некоторых мужчин он вполне одобрял. Иных он лишь вынужденно терпел, а одного или двух даже презирал, особенно наиболее назойливого посетителя, брюнета с черной козлиной бородкой и черной, как смоль, душой, которого он, как ему смутно казалось, где-то видел, но никак не мог вспомнить где.

Жизнь Мерлина не «ограничивалась придуманной им грезой», и это не был «счастливейший час его дней». Он никогда не торопился, чтобы успеть спасти Каролину «из их когтей», и даже не взял ее в жены. Случилось нечто более удивительное и странное – об этом и пойдет наш рассказ. Все началось в один из октябрьских вечеров, когда она неожиданно вошла в выдержанный интерьер «Пера Луны».

Уже темнело, собирался дождь, все было окрашено в те самые серые тона, которые наблюдаются только вечером в Нью-Йорке перед концом света. Завывал ветер, гоняя старые газеты и другой мусор, во всех окнах зажигались огни, на улицах было пустынно, а на душе – тоскливо, и становилось жаль верхушки небоскребов, терявшиеся там, в темно-зеленых и серых облаках; возникало ощущение, что весь этот фарс скоро кончится и тогда все эти здания разлетятся, как карточные домики, а кирпичи, несомненно, свалятся в пыльные кучи, погребя под собой все те миллионы, которым предназначено было ветром заноситься внутрь и выноситься наружу.

По крайней мере, именно такие мысли роились в голове Мерлина Грейнджера, стоявшего у окна и выстраивавшего на витрине дюжину книг после ураганного визита дамы в горностаевом манто. Он смотрел сквозь стекло, думая о печальном: о ранних романах Г. Уэллса, о книге Бытия, о том, как Томас Эдисон заявил, что через тридцать лет на острове не останется ни одного жилого здания, потому что все превратится в один огромный и шумный базар; он выставил последнюю книгу, развернулся, и тут в магазин бесшумно вошла Каролина.

На ней был не строгий, но вполне традиционный прогулочный костюм – так он вспоминал позже. Клетчатая юбка, плиссированная «в гармошку»; мягкий, туго облегающий фигуру жакет; коричневые туфли и гетры. Ансамбль завершала шляпка, небольшая и аккуратная, похожая на верхушку чудесной коробки дорогих конфет.

Мерлин, у которого от удивления перехватило дыхание, в волнении направился к ней.

– Добрый вечер… – произнес он и замолчал.

Ведь он не знал и даже не мог предполагать, что в его жизни вот-вот должно было произойти нечто удивительное и зловещее; что сейчас не требуется ничего, кроме тишины и подобающей случаю толики внимательного ожидания. За минуту до того, как это начало происходить, у него возникло ощущение мгновения тишины, невероятным образом растянувшегося во времени: он увидел сквозь стеклянную перегородку, отделявшую небольшую контору, зловещую коническую голову своего начальника, мистера Мунлайта Квилла, склонившегося над бумагами; он узрел мисс Мак-Крекен и мисс Мастерс в образе двух пятен волос, нависших над документами; над собой он увидал малиновую лампу и с радостью отметил, что она действительно привносит в интерьер книжного магазина приятный романтический колорит.

После этого все и случилось – вернее, начало происходить. Каролина взяла свободно лежавший наверху стопки книг том со стихами, ее изящные белые пальчики быстро перебрали страницы, и вдруг одним ловким движением она подбросила книгу к потолку, и та, застряв, исчезла в малиновом абажуре; сквозь освещенный изнутри сатин книга выпячивалась темным прямоугольником. Это рассмешило Каролину, и она рассмеялась молодым заразительным смехом, к которому немедленно присоединился Мерлин.

– Она осталась там! – весело воскликнула она. – Она застряла, здорово?

Им обоим это показалось вершиной блестящего абсурда. Они снова рассмеялись на весь магазин, и Мерлину стало хорошо от того, что ее голос оказался глубоким и чарующим.

– Возьмите другую, – неожиданно для себя предложил он, – возьмите ту, красную.

После этого ее смех усилился; ей даже пришлось ухватиться руками за стопку книг, чтобы не упасть.

– «Возьмите другую!» – еле смогла она повторить между приступами веселья. – Черт побери, «возьмите другую»!

– Берите две сразу!

– Да, «берите две сразу»! Господи, сейчас умру от смеха! Ну, поехали…