Центр тяжести

Примерно тогда же я впервые заметил, что за мной следят. Какой-то гусь в коричневом плаще, один и тот же, постоянно терся поблизости – высокий, волосы бесцветные, как солома. Он даже не пытался шифроваться – я замечал его повсюду, – в метро, в трамвае, – и по пути на работу, и обратно. Пару раз я пытался оторваться, путал следы, но тщетно – он явно знал, где я живу.

Все это было мерзко и тревожно, и мое увлечение морфием только подогревало паранойю. В очередной раз заметив коричневый плащ возле Памятника Сыру, я зашел в офис и направился к стойке охраны. За ней сидел Боря. Недавно он перенес операцию: ему вживили кохлеарный имплант, и он теперь напропалую хвастался перед всеми, называл себя киборгом.

– Я могу регулировать уровень слуха с помощью приложения в телефоне, прикинь! Могу настроиться даже на сонар. Могу услышать твой пульс. А самое крутое, что имплант заряжается дистанционно, никаких проводов. Я человек будущего, йоу!

– Да, Боря, йоу, это круто. Поздравляю. Слушай, тут такое дело, у вас же есть камеры на улице?

– Пффф, обижаешь.

– Отлично. Видишь того гуся? Возле Памятника Сыру?

– Угу. Он частенько тут путается.

– Серьезно? Ты тоже заметил?

Боря пожал плечами, мол, это моя работа, чувак.

– Пару недель назад он даже заходил в офис.

– Даже так? И как ты его записал? Он показывал документы? Паспорт?

Боря не просто качал головой, он тряс ею, как ребенок, – словно пытался стряхнуть с макушки паука.

– Прости, Егор. Не могу сказать. У меня нет таких полномочий.

– Хм. Тогда можешь сбросить мне на почту скриншот с камеры, где видно его лицо?

Боря затряс головой:

– Неа, прости, Егор.

– Понимаю, да. «Платон мне друг, но истина дороже».

– Именно. Меня ж уволят, понимаешь?

– Да без проблем, не парься. Еще раз поздравляю с имплантом. Не забывай обновлять прошивку, чтобы его не взломали.

– Постой, что? Его могут взломать?

– Ну да. Ты же им через приложение рулишь, значит, он подключен к сети.

Не лице его – неподдельный испуг. Я даже пожалел, что завел об этом речь.

– Но… кому нафиг может понадобиться взламывать мой имплант?

– Да ладно тебе, Борь, ну чо ты, я ж прикалываюсь. Программерский юмор, ну.

* * *

Я вышел на улицу и направился прямиком к коричневому плащу. Он заметил, что я приближаюсь, но притворялся, будто увлеченно разглядывает ПС. Я окликнул его, он обернулся, и я сделал фото на смартфон.

– Спасибо, – сказал я и пошел обратно в офис. Внутри все клокотало – смесь страха и восторга. Я и сам не ожидал от себя такой наглости. Восторг, впрочем, быстро улетучился, я прогнал его фото через ОКО, но сеть не нашла ни одного четкого совпадения. Я зашел в кабинет к Ивану Ильичу и показал фото ему.

– Кто это? – спросил он.

– Какой-то гусь из Штази ходит за мной уже неделю.

– В смысле, из Штази?

– Ну, из органов. Пасет меня по дороге на работу и обратно. Даже пальто как будто в ГДР купил.

– Через нашу базу прогонял?

Я кивнул.

– Без толку.

Иван Ильич склонил голову, постучал по фото карандашом.

– Вы что-то знаете об этом? – спросил я.

– А? – Он поднял на меня взгляд, растерянный. Я сразу понял: о слежке он не знал, но сам факт ее наличия его совсем не удивил. – Я? Нет, не знаю. Но я выясню.

– Мне стоит беспокоиться?

– Насчет чего?

– Ну, за мной по пятам ходит человек, биометрические данные которого удалены из нашей базы. Тут как бы всего один вариант.

Он вздохнул:

– Иди, работай, Егор. Я разберусь.

* * *

Гусь в плаще исчез (или, возможно, просто стал более осторожен; или его заменили на другого гуся в плаще, который пока не примелькался; тут много вариантов). Но легче не стало, наоборот, меня душил страх, и, уходя из дома по утрам, я включал датчики движения и скрытые камеры, потому что подозревал, что в мое отсутствие ко мне в квартиру могут прийти эти самые гуси в плащах. Умом я понимал, что это нездоровое поведение, но ничего не мог с собой поделать. Возможно, дело было в веществах – сильно било по мозгам и по среднему уху; сильнее, чем я готов был признать. Первое время его эффект, – я называл его «эффект прилива», – ощущение, словно меня изнутри окатывает теплыми волнами, в ушах – шум прибоя, – бодрил меня, в этом был кайф, но потом ощущения притупились, – за «приливом» всегда следовал «отлив», и теплые волны под кожей, под ребрами сменялись сухостью во рту и зудом в глазных яблоках, а шум прибоя превращался в раздражающее тарахтение, похожее на грохот проезжающего мимо поезда, – удовольствия уже не было, только гадливость и больничный привкус марли на языке; побочные эффекты раздражали, плюс обострившаяся светобоязнь – солнечный свет так шарашил по сетчатке, что мне пришлось купить очки с поляризацией. И без того худой и бледный, с немытой головой, в темных очках, я теперь выглядел как студент, который выполз из общаги за пивом, опохмелиться. Я сам себе не нравился, но жрать таблетки не переставал – знал: если перестану, в груди откроется не просто воронка, но черная дыра сомнений; а этого я не мог допустить.