Центр тяжести

«Поставь стакан, – сказал дядя Микаэль, не глядя на него. Он сидел за столом, положив на его дубовую поверхность свои огромные, толстые ладони, словно собирался вставать. – Вы на карандаше у СД, в этой ситуации надо быть гибче. Ты же хочешь уберечь Андреаса от армии, верно? Единственный логичный вариант – гимназия. Но в нее попадают через гитлерюгенд. Это лишь формальность, никто не повезет его на стрельбище. Так нужно для протокола, понимаешь? Он поступит в гимназию под моим патронажем, запишем его в мои ассистенты. Он ведь знает языки, это ценный навык, я все устрою».

Андреас не хотел уезжать. Он чувствовал тревогу родителей, они отводили глаза, когда он пытался с ними заговорить.

«Не спорь, – говорил отец, – это единственный способ защитить тебя».

«А вас кто защитит?»

«О себе мы позаботимся».

* * *

Учеба в гимназии давалась ему на удивление легко. Он каждый день писал письма родителям, рассказывал о своих успехах и тревогах. Мать и отец отвечали ему, но письма их всегда были отчасти вымараны цензором – самое важное скрыто под толстыми черными линиями.

А потом – они перестали отвечать. Он продолжал слать письма – но тщетно.

Пытался позвонить в университет, отцу, но секретарь вел себя странно: сперва говорил, что герра Брехта нет на месте, потом – что он здесь не работает.

– Как это – не работает? – Андреас огляделся и понял, что все посетители телеграфа смотрят на него. Он кричал в трубку.

Он позвонил Микаэлю.

– Это не телефонный разговор, – сказал дядя. – Я сегодня приеду, поговорим.

Дальше – только плохие новости. Флаги со свастиками – трепещут, полощутся на ветру. Они с дядей на лавочке в парке при гимназии. Дядя в своей коричневой форме, «цвета больной печени», Андреас – в синих брюках и в жилетке с Лейпцигской эмблемой гимназии.

– Их арестовали. – Дядя смотрит куда-то вдаль, словно говорит сам с собой. Он выглядит опечаленным, но Андреас уже все понял – отец знал, что за ними придут. И вся эта авантюра с фиктивным вступлением в гитлерюгенд и с поступлением в гимназию – все это было задумано для того, чтобы спрятать его, убрать с линии огня.

– Мне жаль, – говорит дядя, обнимает его и вкладывает в руку конверт.

Андреас возвращается в комнату, на всякий случай подпирает дверь стулом. Конверт жжет ему карман, он вскрывает его и видит четыре числа – 1245.

Только три человека знали, что это значит.

«С нетерпением жду встречи с тобой».

Облегчение и радость – эмоции настолько сильные, что Андреас опирается спиной на стену и сползает на пол. Он плачет. Они живы. Он увидит их. Он знает, куда идти.

Дождавшись пятницы, он едет в Берлин, на Лертский вокзал, где в ровно в 12:45 садится на поезд до Лейпцига.

В поезде он нервно ерзает в кресле, надеется на новый знак, новое послание от отца (или от мамы). Но разве их не арестовали? Значит, дядя Микаэль лгал? А если лгал, тогда зачем передал послание от них? Или это ловушка? Нет, не может быть, смысл этих чисел 1245 знают только его родители. Больше никто. Эта мысль наполняет его радостью и волнением.

Он всю дорогу старательно изображает спокойствие. Воздух кажется густым, его тяжело вдыхать, пульс долбит в висках, как барабан в ночи. В крови адреналин, в голове – паранойя.

За ним следят или это только кажется? Человек в кресле через проход – он точно из СС (спокойно, перестань паниковать). Блондин, одет в штатское, но на руках черные перчатки. Зачем?

Юноша берет газету, но тут же откладывает – руки дрожат. Хочет отвернуться к окну, но боится пропустить новый знак от отца.

Поезд тормозит на промежуточной станции. Перрон почти пуст. Черный автомобиль, в нем – силуэты людей. Разве автомобили могут заезжать на перрон? И вдруг – человек в черных перчатках вскакивает с места и бежит по проходу. Дверь между вагонами распахивается на секунду, и Андреас видит, что в соседнем вагоне началась потасовка. Люди в коричневой форме вытаскивают кого-то на перрон и тащат в сторону автомобиля. Немногочисленные пассажиры отходят подальше, отводят глаза. Андреас видит только спину, ноги избитого пассажира безвольно тащатся по асфальту, на одной из них нет ботинка. Ботинок несет один из них. Эсэсовцы (или кто это?) подтаскивают его к машине, и задняя дверь распахивается, его закидывают в салон машины, в темноту. Ботинок летит следом. Его бросает тот самый блондин в штатском, в черных перчатках. Он подходит к машине, открывает переднюю дверь и, прежде чем сесть, оборачивается. Взгляд его встречается со взглядом Андреаса – или это только кажется? В зубах у блондина зажженная сигарета, он затягивается в последний раз, бросает ее на асфальт, давит каблуком, садится и захлопывает дверь, из окна появляется рука и хлопает по крыше машины.

Автомобиль трогается.

Через минуту трогается поезд.

* * *

В состоянии гадливого, вязкого полусна Андреас доезжает до конечной станции. Никто не встречает его. Когда за окном появляется Лейпциг, он уже точно – шестым, седьмым, восьмым чувством – знает, что родителей больше нет.