На обочине валялась отломанная ветка, кривая и жилистая, похожая на сведенную судорогой мышцу. Грек схватил ее и с размаху ударил по яблоне, растущей здесь же, у дороги. Дерево дрогнуло, с него посыпались желтые листья. Он ударил еще раз, и еще. Он лупил по дереву до тех пор, пока кора ошметками не полетела во все стороны.
И вдруг в небе вспыхнул салют. Вдалеке были слышны восторженные, пьяные улюлюканья. Все тот же свадебный кортеж.
Небо было заляпано светящимися кляксами фейерверков. В охлажденном осенью воздухе взрывы звучали приглушенно, как артиллерийские залпы. Разноцветные капли салютов взмывали ввысь и растекались по темноте. Они все были разных цветов, но взлетали с одним и тем же звуком – «фффссссс», как будто стравливали воздух, затем – резкий хлопок, – светящиеся траектории напоминали грубые неловкие швы на брюхе неба. Кесарево свечение. На полпути один из салютов с треском расщепился на сотни мелких красных ломаных линий. И небосвод стал похож на кровеносную систему, словно в глазу у ночи полопались капилляры. В другой момент я бы насладился зрелищем, но сейчас мне хотелось плакать.
Мы, кажется, даже не попрощались тогда – настолько подавлены были. Если б я знал, что в следующий раз увижу Грека лишь спустя четыре года, уже в университете, наверно, я бы приложил какие-то усилия, чтобы запомнить момент прощания.
Но я не помню.
Домой я возвращался в одиночестве, за спиной у меня все еще взрывались салюты, но я не оборачивался, просто смотрел на свою длинную черную тень, очерченную розовым-лиловым-желтым сиянием.
Лифт не работал, и на девятый этаж мне пришлось подниматься пешком. Я открыл дверь и, вешая куртку на крючок, как всегда крикнул:
– Мам, я дома!
Никто не ответил.
На кухне горел свет.
– Мам?
Мне стало жутко. О господи, неужели опять что-то случилось?
– Мам?
Я заглянул на кухню. Она сидела за столом, спиной ко мне. Обернулась.
– Ой, ты давно зашел?
– Только что.
– Садись-ка, у меня есть новость.
У меня заболело в груди. Ну что еще? Что-то с Егором? Кстати, где он?
– Где Егор?
– Он в детской. Садись.
Я сел за стул, взглянул на маму и только тут понял, что она улыбается. И даже больше: буквально лучится счастьем.
– Звонили из издательства! Они хотят напечатать книгу!
Я тупо смотрел на нее, не мог понять, о чем она. Мне стоило бы сразу догадаться: она говорит про свою книгу, но в голове гудело, и я просто спросил:
– Какую книгу?
Она засмеялась – звонко, радостно.
– Да мою же! Какую еще? Мне уже прислали договор. Им понравились мои – наши! – сказки. Представляешь?
За окном, в черном небе снова вспыхнул салют, взорвался лиловыми брызгами – как ветка сирени. На этот раз он был вполне уместен.
– Представляешь? Это будет настоящая книга, с моим именем на обложке: Нина Ходжарова. Я решила, что верну свою девичью фамилию. – Вздохнула, зажмурилась мечтательно. – Даже не верится, я теперь писатель. Я уже и название придумала: «Путешествие камней». Как тебе? Звучит?
Путешествие камней
Когда-то я был частью скалы, я нависал над морем, и волны бились об меня. Потом пришли люди и раскололи, растащили скалу – на булыжники. Их было двое, два брата, они строили стену. Потом они поссорились, один из них схватил меня и ударил второго по голове. Тот человек умер сразу, – лежал там, на земле, с размозженной головой, и вороны клевали его, – его брат ушел куда-то, а я несколько сотен лет провалялся в высокой траве, у недостроенной стены. Потом пришли другие люди и погрузили меня в телегу. Люди, – сотни, тысячи людей, – тащили нас, камни, в пустыню, обтесывали и складывали из нас какие-то пирамиды, огромные могилы для своих царей. И храмы. И я стал частью храмовой стены. Люди ходили ко мне, и молились, и приносили в жертву животных и, иногда, других людей. И это длилось много лет – я давно сбился со счета. Потом пришли другие люди и разрушили храм, а нас, камни, собрали и возвели крепость на берегу моря. Но и крепость стояла недолго – лет сто или двести, не больше. Варвары превратили ее в пыль, в груду обломков, но мне повезло, я остался цел – квадратный кирпич, только углы пооткололись.
А дальше меня снова подобрали и снова использовали для строительства стены. Я посчитал: за всю мою историю я видел сотни стен, я был вмурован в сорок две из них. И все, абсолютно все без исключения стены не имели никакого смысла. И все они рухнули.
Я много где бывал.