Центральная Азия: взгляд из Вашингтона, Москвы и Пекина

Поддержание внутренней стабильности

Воинственные исламисты являются главной подпольной оппозиционной силой в Узбекистане. Они наращивают свою активность на юге Киргизии, и, если туркменский режим, недавно переживший уход своего основателя, когда-нибудь начнет распадаться, можно ожидать, что они и здесь немедленно обнаружатся. В Таджикистане исламисты являются законной политической силой; шрамы, оставленные гражданской войной 1992–1997 гг., очень глубоки, и нынешнюю стабильность в Таджикистане, купленную огромной ценой, не следует принимать как установившуюся раз и навсегда. Только Казахстан на данный момент находится вне зоны опасности, но он слишком тесно граничит с ней.

В противостоянии воинственному исламу Россия опирается на власти центральноазиатских государств. Москва изначально рассматривала новые светские режимы в Центральной Азии, во главе которых стояли говорящие по-русски и получившие советские образование и подготовку бывшие функционеры коммунистической партии, как лучшее из того, на что можно было надеяться. Гражданская война в Таджикистане стала для Москвы знаком того, что демократия и исламизм не являются приемлемыми альтернативами светскому авторитаризму. Исламизм активно вел дело к дестабилизации и угрожал не только покончить с ролью России в Центральной Азии, но еще и распространиться на мусульманские регионы самой России, что создавало угрозу целостности Российской Федерации. Что же касается демократии, ее не считали жизнеспособной альтернативой для Центральной Азии: она могла привести либо к усилению западного присутствия и проведению проамериканской политики – за счет российских интересов, либо, что вероятнее, открыть шлюзы для исламизма.

Таджикский опыт не прошел для Москвы даром. Гражданская война в этой стране остановила уход России из Центральной Азии и покончила с воцарившимся было благожелательным безразличием к региону. Российскому руководству пришлось пересмотреть установившийся после 1991 г. бинарный подход к «демократии» и «коммунизму»: специфический контекст бывшей среднеазиатской республики отвергал такие штампы. В результате возобладал более трезвый подход в духе политического реализма. «Демократическая» Москва определилась с тем, кого она поддерживает в гражданской войне, – она выбрала в союзники «коммунистического» лидера, и ее размещенные в Таджикистане войска добились мира, который одной стороне принес победу, а другой – поражение и изгнание. Позднее Россия объединила усилия с исламистским Ираном, чтобы обеспечить политическое урегулирование, давшее таджикским исламистам долю во власти. Хотя после достигнутого в 1997 г. урегулирования эта доля уменьшилась, Таджикистан, номинально являющийся союзником России, остается единственной страной в Центральной Азии, где исламисты заседают в парламенте и в кабинете, а не сидят в тюрьме.

Таджикистан – это чрезвычайно важный, хотя и особый случай. По словам Владимира Путина, России не нужен «второй Афганистан в Центральной Азии»24. Россия пыталась остановить распространение воинствующего ислама в этом регионе. Сразу после развала Советского Союза новое российское руководство решило порвать с прежним протеже Москвы, Мохаммедом Наджибуллой, и бросило его на произвол судьбы: в 1992 г. он был лишен власти моджахедами, а в 1996 г. зверски убит талибскими боевиками. Интерес России к Афганистану возродился в 1995 г. в связи с усилением движения Талибан. Чтобы остановить талибов, Москва начала вооружать и помогать своим прежним врагам, моджахедам, которые сбросили правительство Наджибуллы.

Этот поразительный поворот на 180 градусов показал, сколь глубоко принципы Realpolitik пронизывают внешнюю политику России. Когда в 1996 г. отряды талибов захватили Кабул и продолжили наступление к бывшей советской границе, российские лидеры очень встревожились. Эта тревога достигла пика в 1999 г., когда установилось взаимодействие между чеченскими боевиками, талибами и центральноазиатскими мятежниками. Буквально в то же самое время, когда отряд Шамиля Басаева двигался из Чечни в Дагестан, вооруженная группа Исламского движения Узбекистана в составе 500 бойцов вторглась в Киргизию. Талибский Афганистан взял на себя тыловое снабжение и учебно-тренировочную подготовку этих боевиков. После разгрома сепаратистов в Чечне, талибов и Аль-Каиды в Афганистане и гибели также в Афганистане в 2001 г. лидера Исламского движения Узбекистана Джумы Намангани сотрудничество трех экстремистских сил пошло на убыль. Усиливая давление на радикалов, Россия объявила Хизб ут-Тахрир (подпольная политическая группа, стремящаяся к созданию исламского халифата, имеющая десятки тысяч сторонников в Узбекистане и других местах) террористической организацией.

В своих усилиях сохранить статус-кво в Центральной Азии Россия стремится действовать наверняка. Москва неизменно поддерживает правящие режимы, сохраняя на самом низком уровне контакты с их даже наиболее цивилизованными оппонентами. Кремль неоднократно отвергал советы экспертов поддержать не «вечных» президентов (например, в Таджикистане и Казахстане), а их более либеральных бывших премьер-министров. Несмотря на временами достаточно желчные отношения с узбекским президентом Исламом Каримовым и случающиеся время от времени конфликты с покойным Туркменбаши, Москва никогда не рассматривала всерьез вопрос о подрыве их власти изнутри. Вопрос о том, в какой степени Россия поддерживала незадачливого бывшего министра иностранных дел Бориса Шихмурадова, сначала сбежавшего в Россию, а в 2002 г. посаженного в Туркменистане в тюрьму за заговор против Ниязова, совершенно академичен. С 2000 г. российские службы безопасности разыскивают в России центральноазиатских диссидентов и деятелей оппозиции и передают их своим правительствам.