Центральная станция

Он решил, внезапно и с болезненной ясностью, что не расскажет Гидеону об улове. Оставит книги себе, сделает их своей тайной, пусть ненадолго. Может, позднее, когда продаст парочку. Но не сейчас. Пока что книги – его и только его.

Убивая время, они проболтали час или два. В темной комнатке двое преждевременно состарившихся мужчин пили арак и вспоминали книги, найденные и потерянные, и сделки, заключенные и сорвавшиеся. Наконец Гидеон ушел, прикупив незначительный вестерн, как говорят в их кругах, «в хорошем состоянии», иначе говоря, разваливавшийся на части. Ачимвене выдохнул с облегчением – его голова кружилась от арака – и вернулся к печатной машинке. Стукнул в порядке эксперимента по клавише «хе», потом «нун». Начал печатать.

Д.

Девушка.

Девушка попала в беду.

Ее окружала толпа. Возбужденные лица искажались светом факелов. Люди потрясали камнями и мечами. Выкрикивали одно слово, одно имя, как проклятие. Девушка глядела на них, на ее изящном личике проступал испуг.

– Неужели никто меня не спасет? – закричала она. – Какой-нибудь герой…

Ачимвене раздраженно нахмурился: гомон снаружи нарастал, мешая сосредоточиться. Ачимвене прислушался – шум становился все громче, – негодующе охнул, встал и пошел к двери.

Возможно, так и меняется вся твоя жизнь. Моментальное решение, подброшенная монетка. Он мог вернуться за стол и закончить предложение, или протереть полки, или сварить чашку кофе. Но он решил пойти к двери.

Как опасны двери, сказал однажды Огко. Никогда не знаешь, что найдешь по ту сторону.

Ачимвене открыл дверь и вышел наружу.

Д.

Девушка.

Девушка попала в беду.

Это Ачимвене увидел сразу, хотя почему она в беде – он тогда не понял.

А увидел он вот что:

Толпа состояла из людей, которых Ачимвене знал. Соседей, родственников, знакомых. Ему показалось, что он видит юного Яна и его жениха Юссу (троюродный брат Ачимвене); зеленщика из-за угла; обитателей адаптоцвета, их он знал по лицам, не по именам; и других. Обычные люди. Народ Центральной.

Девушка – нет.

Прежде Ачимвене ее не видел. Худощавая. Со странной походкой, явно не приспособленной к тяготению. Лицо узкое и, да, изящное. Прическа какая-то инопланетная, волосы заплетены в дреды, они медленно, даже вяло извивались, так что Ачимвене сразу же вспомнил древнее имя.

Медуза.

Девушка паниковала, глаза ее бегали. На миг их взгляды встретились. Однако ее взгляд (все-таки не Медуза) не обратил его в камень.

Она отвернулась.

Толпа окружала ее полукольцом. Девушка стояла спиной к Ачимвене. Толпа – в памяти Ачимвене всплыло тревожное слово «кодла» – была возбуждена и беспокойна. Кое-кто держал в руке камень, но неуверенно, будто не понимал, зачем его взял и что будет с ним делать. Людей вела какая-то гадкая сила. Ачимвене расслышал в криках одно слово, одно имя, взлетавшее и падавшее с дюжиной интонаций, – а девушка вертела головой, беспомощно ища выход.

– Шамбло!

По спине Ачимвене побежали мурашки (он часто читал о таком в покетбуках, но, кажется, не испытывал ничего похожего наяву). В голове зароились смутные угрожающие образы: пустынные пейзажи Марса, одинокие кибуцы марсианской тундры, красные закаты цвета крови.

– Стрига!

Вот и другое слово, призвавшее словно соткавшиеся из воздуха картинки: хмурые горы, темные замки, несомые ветром тени летучих мышей на фоне кроваво-красного заходящего солнца… нестареющий граф с клыками, что удлиняются в голодном черепе, алчут коснуться кожи, испить крови…

– Шамбло!

– Вон отсюда! Улетай откуда прилетела!

– Оставьте ее в покое!

Крик пронзил тьму. Толпа стушевалась, смутилась. Голос, как меч, рассек день, и девушка, испугавшись и растерявшись, обернулась в поисках спасителя.

Кто?..

Кто пошел против гнева толпы?

Ощущая, что реальность распадается надвое, Ачимвене почти с дрожью, с восхитительным трепетом узнавания понял, что кричал не кто иной, как он сам.

Да, он сделал шаг к толпе: сгорбившаяся фигурка против сборища родных и знакомых, а то и, пожалуй, пары друзей.

– Оставьте ее в покое! – повторил он, смакуя слова, и впервые, может быть, за всю его жизнь люди послушались. Установилось молчание. Девушка в тисках – палачи с одной стороны, загадочный герой с другой – растерялась пуще прежнего.

– Ах, это Ачимвене, – сказал кто-то, а другой, нарушив тишину, страшно засмеялся.

– Она шамбло, – заявил третий, на что первый (Ачимвене не видел, кто это) заметил:

– Ну, ему она точно ничего не сделает.

Опять страшный смех – и толпа, будто по приказу или безмолвному соглашению, стала постепенно редеть.

Ачимвене осознал, что у него бешено бьется сердце; ладони вспотели; глаза почему-то чешутся. Захотелось чихнуть. К нему неспешно подошла девушка. Они были одного роста. Она взглянула ему в глаза. Ее глаза – фиолетовые. Пока кодла рассасывалась, они смотрели друг на друга. Вскоре их оставили одних; улочка затихла, Ачимвене стоял спиной к своей лавке.

Девушка взирала вопросительно; губы шевелились, но беззвучно, глаза бегали вверх-вниз, сканируя Ачимвене. Она была в смятении, в шоке. Отступила на шаг.

– Подождите! – сказал он.

– Вы… у вас нет…