Центральная станция

– Отец… – Влад сразу понял, что Борис вымахал выше его. – Тебе лучше?

– Я отлично себя чувствую! – Влад прижал Бориса крепко, потом отпустил. – Ты вырос, – сказал он.

– Меня долго не было, – ответил Борис.

– Ты похудел. Надо больше есть!

– Отец…

– Мириам, – сказал Влад. Головокружение.

– Влад, – ответила она. Легко дотронулась до его плеча. – Я так рада тебя видеть.

– Ты опять его нашла, – сказал Влад.

– Он… – Она запнулась. – Мы встретились случайно.

– Это хорошо. Это хорошо, – сказал Влад. – Пойдемте. Угощу вас кофе. Отметим.

– Отец, не думаю, что…

– Тебя никто не просит думать! – взорвался Влад. – Пойдемте, – куда тише. – Пойдемте.

Они сели в маленьком кафе. Влад заказал полбутылки арака. Разлил. Руки не трясутся. Центральная высится перед ними, как столб с указателем «Будущее». Неправильный указатель, решил Влад: это – часть моего прошлого.

– Лехаим, – сказал он. Они подняли стаканы и выпили.

Вывих времени. Он опять в своей квартире, рядом стоит этот старый робот, Р. Патчедел.

– Что это ты делаешь? – закричал Влад. Он помнил, как вспоминал; движущиеся воспоминания – кубики в его руках, он перекладывает их в воздухе перед собой. Пытаясь понять, как бы сложить их во что-то цельное, чтобы стало ясно, что шло перед чем.

– Я вас искал, – сказал робот. Влад помнил робота – и как Влад, и памятью Вэйвэя. Р. Патчедел совершил обряд обрезания маленького Влада и, когда пришло время, обрезал Бориса. Он был стар, когда Вэйвэй приехал в эту страну молодым и бедным гастарбайтером, – столько лет назад.

– Оставь меня в покое. – Вмешательство вдруг возмутило Влада. – Тебя послал Борис, – добавил он. Это был не вопрос.

– Он беспокоится, – сказал робот. – Влад, я тоже беспокоюсь.

– Почему ты думаешь, что ты лучше нас? – спросил Влад. – Робот. Ты – вещь. Кусок металла с приделанным Я-контуром. Что ты знаешь о том, каково это – быть живым?

Робот не ответил. Позднее Влад понял, что его нет рядом, что квартира пуста – и была пуста какое-то время.

Ничто из этого не беспокоило бы его так сильно, если бы он только вспомнил ее имя.

– Посмертные возможности? – спросил он, эхом отражая слова врача.

– Да, да, – сказал врач. – Есть несколько стандартных процедур, которые мы должны обсудить прежде, чем…

– Например?

Он чувствовал, как утекает время. Откладывать больше нельзя. Человек должен сам решать, когда ему уйти. Уйти достойно. Прожить столько лет – уже достижение: есть что праздновать.

– Мы можем вас заморозить.

– Заморозить.

У Влада отняли силу воли. Он воевал с воспоминаниями, которые нападали толпой. В нашей семье еще никого не замораживали.

– Заморозить до момента, когда вам захочется пробудиться, – сказал доктор Графф. – Столетие-другое?

– Это, наверное, недешево?

– Стандартный контракт, – ответил доктор Графф. – Имущество плюс…

– Да, да, – кивнул Влад. – В смысле – нет. Что такого, по-вашему, случится через сто, двести, пятьсот лет?

– Часто пациенты неизлечимо больны, – объяснил доктор Графф. – Они надеются на исцеление. Есть еще хронотуристы, те, кто разочаровался в своей эпохе и хочет найти что-то новое, странное.

– Будущее.

– Будущее, – согласился доктор Графф.

– Я видел будущее, – поведал Влад. – Мне нельзя возвращаться в прошлое, доктор Графф. Его слишком много, и оно сломано, и оно существует только в моей голове. Я не хочу путешествовать в будущее.

– Еще вас можно заморозить на борту корабля Исхода, – предложил врач. – Он доставит вас в пространство за Верхними Верхами. Вы можете очнуться на новой планете, в новом мире.

Влад улыбнулся.

– Мальчик мой, – проговорил он тихо.

– Простите?

– Мой мальчик, Борис. Он тоже врач, знаете ли.

– Борис Чонг? А я его помню. Мы вместе работали. В родильных клиниках. Давным-давно. Он улетел на Марс, кажется?

– Он вернулся. Он всегда был хорошим сыном.

– Надо будет его разыскать.

– Я не хочу к звездам. Уехать подальше – еще не значит измениться самому.

– Это верно, – кивнул врач. – Ну, еще есть, разумеется, возможность загрузки.

– Чтобы существовала симуляция Я-контура? А прежние тело и сознание умрут?

– Да.

– Доктор, я буду жить в форме памяти, – сказал Влад. – Это то, чего я не могу изменить. Каждая частица меня, все то, что делает меня мной, будет жить, и мои внуки и дети племянников и племянниц, и все те, кто родится на Центральной станции и где угодно еще, сейчас и в будущем, все они будут помнить через меня то, что я видел, если того пожелают. – Он опять улыбнулся. – Думаете, они будут умнее нас? Думаете, они будут учиться на наших ошибках и не наделают собственных?

– Нет, – ответил врач.

– Я – сын Вэйвэя, его Безумие живет в моем сознании и моей памяти. Я уже стал памятью, доктор Графф. Но память – это еще не я. Мы покончили с предвариловкой?

– Вас можно киборгировать.

– Доктор, моя сестра стала киборгом больше чем на восемьдесят процентов. Госпожа Чонг-старшая, как они ее называют. Она принадлежит к церкви Робота. Однажды она, разумеется, пойдет на Трансляцию. Но ее путь – не мой.

– Значит, вы определились.

– Да.

Врач вздохнул, откинулся в кресле.

– В таком случае, – сказал он, – у нас есть каталог.