— Пошли, — согласилась я и ступила с балкона в свою комнату.
Свет горел. Я его не погасила перед смертью. Простыня на мне замерзла и стала будто из жести.
Разбойник шел за мной следом и, видимо, ничего не мог понять.
— Что вы там делали? — не выдержал он.
— Жарко стало, — ответила я.
— Вы йог?
— Йог, — согласилась я. Так было короче.
— А вам не холодно?
— Нет. Я привыкла.
Мы подошли к двери. Я отомкнула негнущимися пальцами замок и, перед тем как выпустить разбойника, посмотрела на него. И меня снова ожгло, как холодом. Я его узнала.
— Вы Онисимов?
— Нет. Не Онисимов. А кто это?
— Да так… Один…
Онисимов — моя Первая Любовь. Я училась в седьмом классе. Наша школа стояла против студенческого общежития, и окна нашего класса были против окна двух веселых студентов. На переменах девчонки гроздьями свисали с подоконника и выкрикивали что-то веселое и дурацкое. А студенты отвечали, сильно высунувшись из окна, — тоже что-то вполне дурацкое. И всем было весело. Один из этих двоих был Онисимов. Он так и крикнул: «Я Онисимов!» У него были светлые волосы, овальное лицо и большие руки с сильными кистями. Я их запомнила.
Любовь к Онисимову вошла в мое сердце, как игла счастья, но я ни в чем ее не выражала, мою любовь. Я никогда не висела на подоконнике и не кричала. Я стояла за спинами и смотрела не отрываясь. Он меня, должно быть, не видел. И не подозревал о моей любви.
На уроках я постоянно сидела с вывернутой шеей, смотрела на окно Онисимова. Он иногда мелькал, и тогда мое сердце делало кульбит, мягко страгивалось с места, как в состоянии невесомости, и плыло в живот. Я почти теряла сознание.
Потом я перешла в восьмой класс, и наши окна стали выходить на противоположную сторону. На том все и кончилось. Мы с ним так и не познакомились, он не сумел меня разочаровать, и поэтому моя к нему Любовь осталась нетленной. Как мед в саркофаге. Недавно из глубины веков отрыли какого-то фараона. От фараона даже пуговиц не осталось, а амфора с медом как стояла, так и стоит. Хоть садись и пей чай. Вот так и моя Любовь к Онисимову.
Я не могу сказать, что я его ждала всю жизнь. Он не мог появиться, потому что он меня не знал. Тогда на подоконнике царила рыжая красавица Ритка Носикова. А я стояла за спинами, в очках и с перекрученными чулками, набитая строчками от стихов и целыми стихами. Он меня не видел и, естественно, не догадывался о моей любви. Но я его помнила, он был в моей жизни. И то, что он явился именно в эту роковую минуту, было, с одной стороны, невероятно, а с другой — совершенно естественно.
— Нет. Я не Онисимов, — повторил он. — Но меня всегда с кем-то путают. Я всегда бываю на кого-то похож.
Он действительно был похож на Онисимова, но я могла спутать. С тех пор, с седьмого класса, с моих четырнадцати лет, столько воды утекло. Да и видела я его издалека, через дорогу.
Я посмотрела на его руки. Такие руки не могут украсть или убить. А ласкать они могут.
— До свидания, — попрощался Не Онисимов. — Извините, пожалуйста.
Я закрыла за ним дверь и почувствовала, что идти обратно на балкон мне не хочется. У меня пропал настрой.
Я вошла в ванную, напустила горячей воды, легла и стала медленно оттаивать, как курица после заморозки. Тепло входило в меня постепенно, слоями, проникая все глубже. Я ощущала тепло как счастье — настолько реальное, что его можно было потрогать рукой.
Разморозившись окончательно, я достала шампунь «Зеленое яблоко», вымыла голову и высушила ее феном. Горячая струя обвевала мои волосы, и они струились вокруг моего лица.
Далее: я стерла с ногтей старый лак и сделала свежий маникюр. Надела свадебное платье: на белом батисте белое шитье, в свое время оно было сшито из югославской занавески и стоило немыслимо дорого по тем временам. А сейчас нормально. Сейчас изменилось понятие цены. Я надевала его раз в жизни, на свадьбу. С тех пор оно висит в моем шкафу, как экспонат в этнографическом музее, отражающий мою историю и мое славное прошлое.
Одевшись, как невеста, я достала из холодильника начатую бутылку шампанского, села за кухонный стол и открыла газ — все четыре конфорки и духовку. Резко запахло чесноком. Голова как будто наполнилась газом и стала легкой.
Только не подумайте, что я сумасшедшая. Просто я похожа на самолет, в котором кончилось горючее, и он начал планировать. А потом в нем нарушилась центровка — и он пошел вниз. Именно в этом состоянии вы меня и застали. В состоянии извне.
Я налила шампанское и выпила. Стены кухни вздрогнули и закружились в ритме медленного вальса с ударением на сильную долю. Мне показалось, что я даже слышу этот вальс. Мне захотелось встать и покружиться вместе со стенами. В эту минуту раздался звонок в дверь. Я решила, что звон стоит в ушах, но в ушах не может звенеть так настырно и панически. Потом звон прекратился и начался стук: колотили кулаками, ногами, а потом стали разбегаться и ударяться всем телом. Я поняла, что, если сейчас не встану и не открою, дверь вышибут.
Я подошла, отодвинула задвижку. Сняла цепочку. На пороге стоял Не Онисимов. Он увидел меня в белом платье и офонарел во второй раз.