Центровые

До того американцы почти всем забивали по сто очков, лишь бразильцы оказали им мало–мальски серьезное сопротивление. И вот только тридцать с небольшим очков в игре с нами. Притом, что сравнивать средний рост соперников просто не имело смысла. У нас самые высокие Отар, Ильмар Куллам — оба по 190 сантиметров, Анатолий Конев и Хейно Круус — чуть ниже. У американцев Курланд имел 213 сантиметров, Фрайбергер — 210, Ловеллет — 209. Представляете разницу? И при этом, повторяю, не уйди раньше времени Отар, абсолютно неясно, чем бы все это кончилось.

Отар был большая умница. Он понимал, что под щитом против таких гигантов ему делать нечего. Поэтому вплотную к кольцу он подбирался уже тогда, когда имел в руках мяч. Тут уж ему ничто помешать не могло. На нем висели, его били, хватали за трусы и майку, цепляли за руки — не помогало. Он выпрыгивал вместе с висящими на нем соперниками и закладывал мяч в кольцо. Так было и в Хельсинки. Но Отар там пользовался и средними бросками, в которых отличался точностью. Одним из первых центровых он стал брать на себя функции «пасовальщика». До него и долгое время после него задачи центрового ограничивались обороной своего щита и атакой чужого. Отар же определял тактику команды. Команда играла на него и через него, он играл на команду. В этом плане многим сегодняшним центровым не грех и поучиться у него, вспомнить его игру.

Отар был невероятно цепким. Вырвать у него мяч было невозможно. Потерять, не поймать мяч даже после очень острого, сильного паса он себе не позволял. Правда, иногда пропускал все же такой пас (особенно от Ивана Лысова), но никогда не сердился, хотя мяч больно ударял его в лоб. Тут же кричал: «Все в порядке, это я виноват». И больше таких промашек не делал. С Лысовым у Отара Коркия был изумительный дуэт. Маленький виртуоз Лысов и могучий атлет Коркия идеально дополняли друг друга. Наверное, в их исполнении мы впервые увидели настоящую контратаку, когда Отар могучим взмахом руки далеко вперед направлял мяч убегающему в отрыв Лысову, который и завершал эту нехитрую, но очень эффективную комбинацию. В позиционном же нападении уже Лысов всегда искал Отара и обязательно находил своего центрового, которому и отдавал большей частью четкий, острый, результативный пас. Забить же из–под кольца для Отара было обычным делом.

Правда, иногда такая сверхуверенность играла против него. Помнится, в году 1948‑м или 1949‑м в зале на 1‑й Красноармейской улице в Ленинграде мы (команда городского Дома офицеров) встречались с тбилисцами. Отар собирался выполнить бросок крюком, который у него получался прекрасно. А я, маленький, но быстрый, успел добежать и снять мяч с руки Отара. Так он и махнул пустой рукой и с удивлением, вызвавшим добродушный смех на трибунах, стал оглядываться по сторонам, высматривая того, кто посмел так обескуражить его, самого Отара Коркия. Как в современном мультфильме, вслед мне раздался его громовой бас: «Ну, пацан, погоди…» Крикнул и здоровенными шажищами побежал за мной.

Его богатырская сила не могла не поражать. И действительно, физическая мощь Отара была непревзойденным козырем тбилисцев и сборной страны. Причем это сразу бросалось в глаза. Откуда вдруг появляется аберрация зрения, этакое обманчивое впечатление, когда сопоставляешь, казалось бы, сопоставимые величины, но оцениваешь их совершенно по–разному? Коркия был одного роста с Кулламом, чуть–чуть выше Конева, Крууса, Силиньша, Серцявичюса. Однако всегда и всем виделось, будто он значительно выше их всех. Недавно в ЦСКА играл двухметровый защитник (да, да, защитник) Хейно Энден и ничуть не выделялся среди несколько более высоких или немного менее рослых партнеров и соперников. А тогда Отар Коркия со своими 190 сантиметрами будто бы на голову (так казалось и с трибуны, и со скамейки) возвышался надо всеми. Видимо, причиной была как сама массивная, атлетичная фигура Отара, так и манера его игры: танк, сметающий все на своем пути.