Центумвир

И пониманием тяжким и одновременно согревающим, что это его брат, кровный, родной. Не близкий. Ближайший. Их кровь смешалась на том паркете, когда Вадиму было похуй на инстинкты, на самый ведущий инстинкт – самосохранения и он разъебал систему своим правом человека. Разъебал, готовый сдохнуть за того, кто стоял до конца. Готовый стоять и слечь за своего человека. За человека, который его порой ебет гораздо жестче, чем остальных, требует от него больше, нагружает сильнее, потому что так верит ему, так уверовал в него и это настолько небезосновательно… потому и тянуть будет Вадима, как бы того не подкашивало и к нему всегда относиться придирчивее. Потому что ближе нет. Чтобы не смел. Никогда не смел утрачивать вот то, что огнем среди полного мрака… Потому что тоже жизнь за него отдаст…

Заскулив от того,  что тот выстрел, что у ног в гостиной Лютого, имел бы последствия, если был бы произведён не в пол . Я не могу представить насколько сильные последствия… просто насколько сильные… не только для меня. Сколько бы ночей были запредельно токсичны.  Понимая, что Яр себя ментально задушил в тот момент, когда Вадим взял пистолет. И понимая, что Яр был застрелен, когда Вадим нажал на курок. Яр, который с ума сходил от того, насколько он усомнился в том, кто жизнь за него положит. Клал. И вновь это сделает. Так же как и он за него. Яр, сходящий с ума от того, что усомнился, держа в своих руках умирающего Игоря. Тоже не предавшего его и дорого заплатившего за его жену, за своего сына. За него. И за них. И мне так сложно представит ад внутри Яра… преисподнюю. Его полный, полыхающий ад, с безумной болью, дробящий на полный ноль…в пыль… в ад боли, теперь независимый от непогоды…

– Васильна, давай укладывайся, у меня вылет через час, поеду потихоньку, – хриплая усмешка Вадима, осторожно отстраняя от себя. – Все нормально, я нисколько не вру. Мы действительно все вывозим. Пара недель и Яр приедет за тобой. Ничего рассказывать мне нельзя. Просто поверь, чем хочешь поклянусь, что все идет хорошо.

Смотрела в карие пустоши его глаз, проваливаясь в них. Слушала переливы хрипотцы в низком баритоне его голоса, которые сдавали, что это Вадим, а не Шива. И похуй на иссушающие, будоражащие, горячие и убивающие карие пустыни Шивы. Просто похуй. Он просто изысканен. Элегантен. И дело не во внешности и стиле. Как они все. Я, отведя взгляд, едва слышно, спокойно и безэмоционально попросила его остаться максимально столько, чтобы он успел ровно до своего вылета.

Я знаю, что он на джете, знаю, что частные заказы в режиме ожидания клиента могут находиться до пяти часов. Но в тишине, в сгущающихся сумерках и тепле своих пальцев, накрывших его пальцы, сжимающих край постели, куда я бухнулась животом и требовательно постучала по краю, он выдержал около двадцати минут. Ему прогрессивно становилось хуево от внутреннего сражения. От того как себя убивал, как истреблял то, что хотелось сделать, глядя в мое лицо повернутое в профиль. Плачущее и сквозь слезы улыбающееся. Приподнимая подбородок и скашивая на него взгляд. Повел головой, типа ему, как тоже значимой персоне, так же похуй. А демоны, их тени в карих глазах, полосующие со вкусом нутро у обоих, это да, это в унисон. Это красивая любовь. Потому что боль в таких случаях очень тонкая. Изысканная. И это действительно очень красиво, потому что оценить это может совсем не каждый. Только тот, у кого взгляд наметан. Только ценитель и тот что с опытом… искусства остаться человеком, когда в зоне досягаемости то, от чего нутро обжигает. Обжигают обстоятельства. Но лишь улыбка по моим заживающим губам и усмешка по его. Это только для ценителей. Жестко набухивающихся потом вечерами, когда переступив порог, снимают маску. И корону.

Сделала вид, что вроде бы засыпаю, аотому что ему действительно хуево. И он поднялся. Снова сражение, потому что так хотелось прикоснуться к моему якобы спящему лицу. Кончиками пальцев. Прикоснуться губами. Но неслышно вышел из комнаты. А я закусила подушку и горячо выдохнула, понимая, что при желании он бы похоронил нас обоих, но снова остался живым на кладбище. Матерь божья, Хьюстон, ты действительно умрешь холостым, ибо ну кому я тебя отдам?!

Ждала хлопка двери, но его не было слышно. Так-так, мама инопришеленца, не подведи. Неслышно поднялась и отворила дверь своей комнаты. Бесшумно покралась по коридору и остановилась у угла глядя на огромные зеркальные часы над камином. В отражение. Она зажала его на выходе. Прямо буквально, рукой в плечо к стене.

Я остановилась у угла в коридоре и, присев на пол, чтобы меня ненароком в том же отражении не спалили, глядя в стену перед собой, вслушалась в очень тихий голос Вадима.

-... Дубцов категорически против. Кот тоже не хочет, потому что по инструкции ему всю ветвь выключать придется, а там обвал выходит не в один ярд. Да и Марвин сам не дурак же, понимает, что даже если его одного, как звено, выключить, а нас не трогать, мы все равно не станем работать. Утром кошель приехал со своими цепными, тоже с пеной у рта зарубаются за него.