Центурион

Сверху со стены торопливо спускался Катон.

— В порядке ли у нас господин старший префект?

— В полном.

Катон, оглядывая друга, покачал головой.

— А мне вот кажется, что тебе таки поддали огоньку, — с улыбкой заметил он. — Особенно гребню твоего шлема.

Макрон, опустив щит, расстегнул на шлеме застежки и, сняв его, увидел, что роскошный красный гребень теперь стал черным, а конский волос под пальцами ломко крошился.

— Ах они мерзавцы, — пробурчал он. — Он мне в Антиохии влетел в круглую сумму. Знатный был шлем… Ну да ладно, с этих тварей я за него жестоко взыщу.

— Глянь-ка, — Катон указал Макрону на руку, и тот только сейчас заметил у себя на коже волдыри и багровые пятна ожогов. Вместе с этим пришло и жжение. Катон кивнул в сторону раненых, которым сейчас помогали добраться до лазарета:

— Не мешало бы и тебе к ним присоединиться, подлечить свои подпалины.

— Сейчас. Ты мне только скажи, достаточно ли мы отодвинули от ворот таран?

— Достаточно. Возгорание им больше не грозит. А еще он теперь будет здорово мешать супостатам, если они решатся еще на одну попытку.

— А в остальном?

— В остальном они отошли. Лучники, пехота, метательные орудия. — Катон кивнул на группы огнеборцев, довершающих тушение очагов возгорания от снарядов повстанцев. — Повреждения сравнительно небольшие, потери у нас тоже невелики. На этот раз мы их отбили.

— На этот, — кивнул Макрон. — Но они располагают роскошью повторять свои попытки. А для нас и первое поражение становится последним. Одно могу сказать наверняка: повторная попытка будет, причем сразу, как только у них появится возможность.

Глава 23

— О, еще один офицер-римлянин, — покачала головой Юлия, пока Макрон усаживался возле стола на складной стул. — Скажите, вы оба всегда такие невезучие или просто так получается, что вы все время оказываетесь в самой гуще боя?

— Дело, видимо, в ранге, юная госпожа, — пожал плечами Макрон. — Не думаю, что нам прилетает чаще, чем другим офицерам. А хотя, — он, задумчиво помедлив, качнул головой, — кто его знает. Что-то нам с этим парнягой действительно частенько перепадает с той поры, как нас с ним жизнь свела.

Юлия склонилась над его вытянутыми руками, оглядывая ожоги.

— Правда? И давно вы уже вместе?

— Да уж четыре года. Я, когда появился Катон, служил во Втором легионе на Рейне. — Макрон улыбнулся, припоминая тот журчащий дождем промозглый зимний вечер, когда в крепостные ворота протащилась колонна из свежих рекрутов. — Он тогда был худющий, как обоссанная сосулька. — Макрон виновато покосился. — Вы уж простите мне эти словеса, госпожа, но ведь так оно и было. Видели б вы его тогда. Обмотан насквозь промокшим плащом; в одной руке узелок с вещами, а в другой — письменный прибор и несколько свитков. Самое опасное, что он до той поры держал в руках, это разве что стило. Я, признаться, думал, что он и года не протянет. — Макрон раздумчиво повел головой из стороны в сторону. — А он, этот Катон, всех нас удивил. Стал одним из лучших офицеров в легионе.

— Руки можете опустить, — сказала, выпрямляясь, Юлия и взяла со стола горшочек с жиром. — С ожогами надо будет несколько дней обращаться бережно. Руки какое-то время поболят, но думаю, вы сделаете вид, что этого не замечаете.

— Вы меня будто насквозь видите, юная госпожа, — рассмеялся Макрон.

— Почему. Не только вас, а вообще солдат. Вы в основном все считаете себя твердыми, как спартанцы.

— Спартанцы? — Макрон презрительно фыркнул. — Эти сраки в юбках? Да они и четверти часа не продержатся против наших легионеров.

— Вам виднее. — Юлия выскребла из горшка комочек жира. — Сейчас потерпите.

Макрон сжал губы, в то время как она наложила мазь и стала втирать ее в сырые багровые ожоги на руках. Было и в самом деле больновато, но Макрон скорее принял бы смерть на колесе, чем дал об этом знать. Он даже заставил себя непринужденным тоном вести в процессе разговор:

— А вы давно уже врачуете в хирургии?

Юлия тихонько усмехнулась:

— Вообще-то хирургом меня называть рановато. А вот один из рабов отца в Риме, тот действительно им был. Он обучил меня основам, а до остального я сама дошла за прошлый месяц, непосредственно при работе.

— Я вижу, вы знаете толк в том, что делаете, — с ворчливым благодушием признал Макрон. — Во всяком случае, для женщины. Ведь все-таки не женское это дело. Особенно для дочери сенатора.

— Ерунда. Отчего бы дочери сенатора не послужить империи в меру своих сил? Кто-то даже сказал бы, что это мой долг. Во всяком случае, я так хочу.

Макрон с лукавинкой улыбнулся:

— Госпожа, наверное, всегда добивается того, чего хочет?

Перехватив его взгляд, Юлия тоже с улыбкой ответила:

— Всегда.

— Небось вашему отцу сладить с вами не так-то просто.

— Я бы не сказала. Я верная дочь, и отца никогда не посрамлю. Но я знаю, что делаю, и он относится к этому в общем-то с уважением.

— Не уверен, смог бы я позволять своей дочери такое своенравие.

— Тогда получается, хорошо, что я не ваша дочь. — Она достала из горшка еще мази. — Прошу вторую руку.

Нежно втирая мазь, Юлия с минуту помолчала.

— Кстати, ваш друг Катон воин не вполне обычный.