Центурион Траяна

– Знак? – спросил и поскреб ногтем оскаленную волчью морду.

– Вся Мезия должна подняться. Кто на нашей стороне, у того такой браслет.

Отец молчал. Нехорошо молчал, будто заледенел внезапно.

– Ты их уже в-видел? – Голос Сабинея дрогнул. – В-видел браслеты… у кого-то?

– Видел, дурачина! – рявкнул отец. – Мне уже трое умников такой браслет предлагали. Все думал – безмозглые дурни, неужто не ясно? Коли наденем на запястья это золото, то свой же дом подпалим с одного угла. А со второго подпалит Децебал. А с третьего и четвертого римляне возьмутся. А мы в этом доме с женами да детьми… А теперь ты – и тоже с огнем.

– С браслетами.

– С огнем! – Отец грохнул кулаком и смял браслет в пластину, пригодную разве что на то, чтобы украсить сбрую. – Огонь это! А чем ты за него платишь – мне неважно.

– Мы прогоним римлян! – У Сабинея от злости задрожал голос.

– Дурень!

– Ненавижу! – взвыл Сабиней. – Что они делают на нашей земле?

– Дурень, – повторил отец.

– Они меня пытали! – Он задрал штанину, обнажая вспухший багровым ожог.

– Мало, видать, жгли, раз ты удрал.

– Мы прогоним римлян! – повторил Сабиней, но уже тише прежнего, ошарашенный холодным приемом.

– Прогоним? Тощ ты и мал, лис, чтобы кого-то куда-то гнать, – отозвался отец.

Сабиней набычился: спорить было бесполезно: по-разному они смотрел на то, что творилось на южном берегу реки.

– Так ты что, за римлян? – спросил Сабиней мрачно, уже заранее зная ответ.

– Я не горец-бесс, чтобы всю жизнь воевать – от рождения до смерти. У меня дом, семья, сыновья, внуки пошли. Забирай свои браслеты и уходи.

– Из дома?

– Из селения! Вон! Ты не должен своих подставлять под удар. Римляне предательства не прощают.

– О каком предательстве ты говоришь?!

– Проваливай!

Сабиней сгреб золото в мешок, завязал ремень.

– Децебал все равно придет – примешь ты браслет или нет! – предрек он. – Но только мужчины и мальчишки без браслетов должны умереть. Жены и дети непокорных обещаны бастарнам – в рабство как добыча. Потому что тот, кто без браслета, тот римская собака.

– Значит, скоро? – Отец глянул мрачно исподлобья.

– Скоро, скоро! – закивал Сабиней.

Отец молчал, тяжело дыша. Хрипел, как рассерженный бык, и лицо его наливалось краской. И лицо, и глаза. Казалось, вот-вот, и брызнет кровь из-под набрякших век.

– Давай браслет, – выдавил отец. – Три штуки – чтоб мне и твоим братьям тоже.

Не дожидаясь ответа, отец схватил мешок, запустил туда руку и вытащил браслеты.

Сабиней поднялся.

– Ты куда? – Отец ухватил его за рубаху на груди и усадил назад на скамью. Отец был силен – все еще сильнее младшего сына.

– Ты же сказал – уходи.

– Я передумал.

– Но я же должен и другим раздать браслеты.

– Не должен. Всех наших я сам обойду. Брату отдам браслет, зятьям его, племяннику. Дяде и его зятьям. Всего двенадцать штук. Остальное спрячу.

– Но…

– Молчать! Никуда не пойдешь. Схоронишься в доме. Не выпущу.

Сабиней сидел стиснув кулаки. Лицо его тоже налилось кровью, в глазах было бешенство.

– Что, лисенок, думал, здесь все по твоему слову сразу начнут жить? – ухмыльнулся отец. – Нет, мой мальчик, не получится уже. Здесь по римским законам давно живут.

* * *

Ночью Гартак проснулся от холода. Он понял, что все еще лежит на кровати, хотя одеяла на нем уже не было. Гартак спал один – жена его умерла прошлым летом родами, и с тех пор вдовец чурался женского общества и жил, и спал в маленькой крайней спальне в доме, к слову – самой холодной. Не нравилось ему это отдельное, похожее на клетку жилье – прежде все ночевали в одной-единственной комнате – и дети, и взрослые. А теперь разбрелись по отдельным загончикам. Может, молодым это и по душе – удобно, когда ночным забавам не мешает никто, но Гартак как-то разом постарел и теперь чувствовал себя чуть ли не старше отца – про которого время и боги, казалось, совсем позабыли.

Сейчас же Гартак сразу почуял, что в комнатушке кто-то есть. Но этот кто-то – чужой. Гартак рванулся вытащить из-под матраса кинжал, но пальцы хватанули лишь деревянную раму кровати – кинжала на месте не было. Гартак дернулся.

И тут же услышал остерегающий шепот:

– Тише, тише… – и кто-то положил ему руку на грудь – там, где сердце. От этого прикосновения сердце зашлось совершенно в бешеном ритме, забилось о ребра, норовя обстучать их все до одного.

Гартак узнал голос – брат Сабиней держал руку на его сердце. Но от этого не стало легче – голос звучал чуждо.

– Пришел в себя? Тогда молчи, если жить хочешь.

Гартак ничего почти не видел. Разве что смутный какой-то абрис, отсвет. Но вглядывался во тьму до рези в глазах.

– Тихо, – повторил Сабиней и руку наконец убрал. – Я ухожу. С собой не беру никого. Браслеты забираю назад. Трусливым собакам волчьего знака не положено. И запомни – все, кто не по праву взял себе браслет, – все мне их вернут, все до единого.