– Теперь всем слушать меня! Радостное и краткое сообщение. Собирайте свое барахло и бегом живо в лагерь! Не сегодня завтра здесь будут варвары, канабу разграбят, сожгут и обратят в прах. Задерживаться никому не советую. Можно не успеть унести свою задницу.
– Разве легион не должен нас защищать? – спросил кто-то из сидящих.
Приск, вдруг придя в ярость, треснул ногой по скамейке, сиденье треснуло, оторвалось от ножек, и вместо грубоватой работы местного плотника образовалась груда дров.
– Ты сломал скамью! – завопил хозяин.
– Это чтоб легче было расставаться с барахлом! – огрызнулся Приск. – Приказ всем до темноты прибыть в лагерь. Доходчиво объяснил?
Ему никто не ответил. Новость всех ошеломила.
– Чего ты злишься? – шепнул на ухо товарищу Кука.
– Не знаю, – соврал Приск.
Хотя знал прекрасно – злится он на себя за то, что поверил Майиному оговору, ее грязные слова ему будто разум затмили. Как он мог столько времени ненавидеть девушку, которую на самом деле любил?
Неведомо, правильно истолковал Кука его настроение или нет, но дружески хлопнул Приска по спине – мол, все поправимо, дружище.
Они вышли из таверны. Новоприобретенный раб плелся следом, кутаясь в грязные лохмотья.
– На кой тебе сдался этот мальчишка-калека? – покосился на юношу Кука.
– Мы же давно хотели подыскать раба, чтобы в казарме прислуживал.
– У него же только одна рука, не заметил? – хмыкнул Кука. – Отправь его лучше в Томы. Пусть просит милостыню у какого-нибудь храма, куда заглядывают в основном женщины. Хоть бы у храма Дианы или Бендис по-здешнему. Бабы – они жалостливые, будут кидать калеке медяки.
– Он стоил немного, – напомнил Приск.
– Но жрать-то будет как любой другой.
Приск задрал рукав шерстяной туники и птериги кожаной лорики, продемонстрировав красный бугристый шрам.
– Пройди фалькс чуть глубже, я был бы точь-в-точь таким, как он, – то есть никому не нужным калекой. А ликса по нынешним временам наверняка его оставит в канабе – стеречь свое барахло. То есть на верную смерть. Он – грек, даки его не помилуют.
– Никогда не думал, что ты вот так будешь распускать слюни. Раб должен работать, а этот… – Тут какая-то мысль посетила Куку и заставила его умолкнуть на полуслове. – Эй, парень, поди-ка сюда… Покажи-ка свой шрам.
Раб послушно задрал лохмотья. Плечо было неестественно вывернуто, распухло, но шрамов на коже не проступало.
– Да этот красавчик попросту недавно вывихнул руку, клянусь Геркулесом! – изумился Кука. – Как же ликса этого не понял? Или его сторожевой пес Борк не сообразил?
При имени «Борк» Аристей вздрогнул, как будто Кука кликнул лохматого нумидийского пса, что приучены рвать людскую плоть, – такие охраняли ворота римских крепостей на дакийской земле.
Приск усмехнулся:
– Все ясно: Борк сам вывернул руку парню. А чтоб не получить от хозяина взбучку, сказал, что его продали раненым. Так ведь все и было?
Аристей несколько раз спешно кивнул.
– Тем лучше! – засмеялся Кука. – Тебе достался сильный и крепкий раб почти что задаром. Надо срочно отвести его к медику, чтобы вправил плечо. И как только ты сумел обдурить Кандида! – восхитился Кука. – Ты же у нас самый честный, не врешь, не доносишь, а Кандида надул.
– В чем я соврал? – спросил Приск, и в голосе его мелькнуло раздражение.
– Да нет, ни в чем… Но сообразил, что парень вовсе не калека.
– Нет, не сообразил. Я – не медик.
– Но почему… Нет, но… – Кука окончательно запутался и махнул рукой, так и не задав вопроса.
Приск не стал рассказывать Куке, что видел этого парня несколько лет назад. Здесь же – в канабе Пятого Македонского. Военный трибун Элий Адриан в этой самой таверне рисовал торс Аристея, тогда еще совсем мальчишки, на отбеленной гипсом доске. Возможно, парень сбежал на ту сторону Данубия к дакам. А те дали ему в руки меч и велели: воюй. Или все было не так? Почему-то Приск был уверен, что Аристей никогда не расскажет, как он очутился в партии рабов.
Видя, что добровольно жители канабы за лагерные стены не торопятся, префект послал в поселок ауксиллариев – гнать взашей всех в лагерь в приказном порядке.
Посланцам префекта велено было говорить, что жители переселяются временно, пока не прояснится обстановка.
Спору нет, стены у канабы имелись и свои, правда, невысокие – из дерева и земли. Точно такие же прежде, во времена Клавдия и Нерона,[65]
защищали и сам лагерь. Но со временем последний обзавелся каменными укреплениями, а канаба так и осталась под защитой деревянного частокола. Имевшимися в лагере силами в случае нашествия канабу было не удержать.