«Центурионы» Ивана Грозного. Воеводы и головы московского войска второй половины XVI в.

24 октября Иван со своим двором и опричными полками прибыл в Великий Новгород, откуда спустя неделю «пошел для своего дела и земского к недруга своего к литовского короля и к неметцким городом к Луже (Лудзен. – В. П.) и к Резице (Розиттен. – В. П.), а лутцким воеводам (сбор главных сил рати был назначен в Великих Луках. – В. П.) князю Ивану Федоровичу Мстиславскому и всем воеводам изо всех мест велел сходитись к себе на Ршанской ям»⁷²⁴. Здесь, на Ршанском яме, 12 ноября состоялось совещание Ивана со своими воеводами, на котором было принято решение отказаться от продолжения похода. Официальной причиной прекращения похода стали проблемы со снабжением, концентрация литовских войск в приграничных районах и безнадежное, по мнению собравшихся, отставание наряда (который, кстати, добрался к тому времени до Порхова), что нашло отражение, например, в дипломатической документации⁷²⁵. Между тем упоминавшиеся выше Шлихтинг и Штаден сообщали, что отказ Ивана от продолжения наступления и его поспешное возвращение в столицу были вызваны сведениями о боярском заговоре, имевшем своей целью предать его власти литовского великого князя и польского короля, а новым царем сделать старицкого князя Владимира Андреевича⁷²⁶. Позднейший «Пискаревский летописец» рисует картину несколько иначе. По его словам, некие «лихия люди ненавистники добру сташа вадити великому князю на всех людей, а иныя по грехом словесы своими погибоша. Стали уклонятися [к] князю Володимеру Андреевичю», то есть, по меньшей мере, какие-то разговоры о желательности передачи власти старицкому князю велись среди земских⁷²⁷.

Одним словом, нет дыма без огня, и, получив известие о заговоре, Иван Грозный пришел к выводу, что заговор есть, и распорядился начать следствие. По мере разматывания клубка интриг начались аресты и казни. Непосредственно после возвращения Ивана в Москву был казнен дьяк Казарин Дубровский с сыновьями и теми, кто пришел им на помощь. Дьяк был обвинен в том, что своими злоупотреблениями и взяткоимством сорвал своевременную доставку наряда на фронт и тем самым вынудил Ивана отказаться от его плана нанести мощный удар по Сигизмунду. Весной следующего, 1568 г. дошло и до конюшего боярина И.П. Федорова-Челяднина. Один из знатнейших и богатейших бояр, конюший пользовался большим авторитетом и влиянием в земщине, но имел подмоченную участием в интригах начала царствования Ивана репутацию. К тому же Федоров, похоже, не был в восторге от войны с Литвой, да и Сигизмунд пытался привлечь его на свою сторону. Одним словом, определенные подозрения у царя относительно лояльности боярина были, и, когда в ходе следствия выяснилось, что именно Федоров был главой заговорщиков, судьба его была решена. Боярин был казнен, а вместе с ним было казнено множество его «людей» – видимо, послужильцев и слуг.

Среди прочих казненных по делу Федорова оказался и наш герой со своими сыновьями. Неясно, как, каким образом оказался Григорий связан с боярином. Стрелецкий голова большую часть своей службы провел в боях и походах, не при дворе, и вряд ли мог контактировать с Федоровым настолько близко и тесно, чтобы между ними установились достаточно тесные, если так можно выразиться, «патрон-клиентские» связи. Правда, есть одно обстоятельство, позволяющее предположить, где и как Федоров и Кафтырев могли найти друг друга и где Григорий, обиженный царем, мог стать «человеком» боярина. Федоров «годовал» воеводою в Полоцке в 7074–7075 гг. (то есть 1565/66–1566/67 гг.)⁷²⁸. И если Григорий со своими людьми остался в Полоцке после его взятия на гарнизонной службе, то нет ничего невозможного в том, что между ним и воеводой вполне могли установиться определенные отношения. А если еще добавить к этому, что Григорий мог быть недоволен переменой места службы (еще бы, одно дело – служить в Москве, при государевом дворе, а другое – в Полоцке, на «горячей» границе) да еще и получить взыскание после того, как он и его люди поучаствовали в неудачной для русских Ульской битве зимой 1564 г. (проигранной во многом благодаря своего рода «головокружению от успехов», поразившему русских воевод и начальных людей после «полоцкого взятья». А в этом сражении Григорий непременно поучаствовал бы, поскольку рать князя П.И. Шуйского была укомплектована полоцкими «годовальщиками» – детьми боярскими, стрельцами и казаками). Одним словом, в этом случае мозаика складывается и все становится на свои места. И боярин, и стрелецкий голова могли воспринимать свою службу в Полоцке как своего рода опалу и иметь все основания желать изменить свою судьбу к лучшему.

Однако за неимением документов все это остается лишь гипотезой, предположением, основанным на более чем косвенных свидетельствах и доказательствах. Как обстояли дела на самом деле, почему Григорий Кафтырев оказался замешан в деле боярина Федорова, почему его как будто безупречная до того карьера оборвалась так трагически – об этом мы не знаем и вряд ли узнаем.

Эпилог