Цепи его души (СИ)

— Я немного задумалась. Извини.

Он улыбнулся:

— Я говорил, что зелья здорово облегчают жизнь. Пойдем.

Мы поднялись наверх рука об руку, а в спальне меня усадили на кровать и обработали порез мазью, напоминающей вишневое варенье с мерцающей дымкой. Это варенье нанесли на порез крохотной кисточкой. Кожу слегка защипало, а когда мазь впиталась, и мерцание вокруг пальца растаяло, от ранки не осталось и следа.

— Удобно, — пробормотала я.

— Очень. Магия вообще удобная штука, — Эрик убрал баночку и кисть, после чего упал на кровать. Закинув руки за голову, весело посмотрел на меня: в эту минуту у меня даже создалось ощущение, что он помолодел лет на десять, и что рядом со мной совсем другой человек. Мальчишка, мне незнакомый, и очень светлый, несмотря на свою внутреннюю тьму.

— Ты правда больше не хочешь меня наказать? — спросила я.

— За что? — он нахмурился.

— Ну не знаю. За что-нибудь.

Сама не представляю, зачем я это спросила.

— Шарлотта, мы кажется договорились, — он мигом стал серьезным, — что я не стану тебя наказывать.

— Нет, мы не договаривались. Мы просто решили быть вместе, Эрик, — я убрала руки за спину, чтобы чуть откинуться назад, но передумала. — Точнее, ты сделал мне предложение и я его приняла. Но ты не обещал, что не станешь меня наказывать.

— И ты это приняла, — кивнул он.

Я не ответила.

Вряд ли под «приняла» мы имели в виду одно и то же. Руки я вернула на колени и теперь не знала, куда их деть.

— Я обещал, что сделаю все, чтобы ты была счастлива, — Эрик оттолкнулся от кровати (матрац слегка спружинил), и сел.

Я чувствовала, что он на меня смотрит, но не находила в себе сил к нему повернуться.

— И я это сделаю. Зачем мне наказывать тебя, если это делает тебя несчастной?

— А ты сможешь быть счастливым рядом со мной, если наказаний не будет?

Ну вот. Кажется, я все-таки это спросила. Запоздало, наверное, но сейчас мне действительно важно было услышать его ответ.

— Я счастлив каждую минуту, что ты рядом.

— Правда? — на глаза почему-то навернулись слезы.

— Правда, — он развернул меня лицом к себе. — Я счастлив, когда счастлива ты, Лотте.

— И… тебе точно не будет плохо, ну… из-за той внутренней тьмы, которая…

Я смотрела ему в глаза, ожидая ответа. Мне нужно было понять, что из-за меня ему не станет плохо. Что рядом со мной ему не приходится постоянно сдерживаться, и что потом это не вырвется в мир и не причинит ему вреда.

Эрик молчал долго, но потом все-таки произнес:

— После того случая в подвале я ни разу не чувствовал ее.

— Ни… разу?!

Он покачал головой.

— Ни разу. Такого не случалось с того дня, как отец провел обряд замещения. Сколько я себя помню, она всегда была во мне, но сейчас ее нет.

Затаила дыхание.

— И она больше никогда не вернется?

— Не знаю. Но даже если вернется, я сумею с ней справиться. Ради нас.

Не дожидаясь ответа, он притянул меня к себе и поцеловал. Так мягко и упоительно-нежно, что все мысли вылетели из головы, а вернулись лишь когда он отстранился.

— Ты будешь читать письмо?

Его слова быстро спустили с небес на землю.

Письмо.

Письмо от леди Ребекки так и осталось нераспечатанным, я убрала его в тумбочку, и мне почти удалось о нем забыть. Почти, потому что когда мы ужинали, я старалась говорить о чем угодно, только чтобы не вспоминать конверт с тонким запахом ее духов, а во время занятий магией мне действительно удалось выбросить письмо из головы. Сконцентрировавшись на учебе, я ни разу о нем не вспомнила. Возможно, не вспомнила бы вообще, если бы не Эрик.

— Нет.

— Нет?

— Не хочу. Думаю, я прочту его после праздников.

— А что изменится после праздников, Шарлотта?

Не знаю. Думаю, ничего, но я была не готова к тому, что там будет написано. Если я прочитаю еще хоть строчку о своем недостойном поведении или о том, что должна приехать в Фартон, чтобы не позорить ее еще больше…

Честно говоря, я думала, что смогла отпустить случившееся, но я не смогла. Так и не получилось: стоило вспомнить, как леди Ребекка подхватывала меня на руки и кружила над луговыми цветами, а после — как кормила меня пропитанными снотворным булочками, внутри все переворачивалось. Всевидящий, да она даже ни разу не вступилась за меня перед мисс Хэвидж, а ведь достаточно было одного слова, чтобы эта картонная старая дева перестала меня третировать. Она позволила отцу запереть меня в темноте, одну, совсем кроху, и все это — зная, что я ее дочь!

— Я знаю, о чем ты думаешь, — Эрик коснулся моей руки.

— Неужели? — это вышло резко, но он руки не убрал.

— Моя мать меня ненавидела.

От скупого безразличия этих слов я вздрогнула. Вздрогнула, потому что меня прошило морозом, как строчкой швейной машинки: больно, до одури, и этот мороз плеснул в мою кровь, заставляя поежиться. Я повернулась к Эрику, но на этот раз он сидел неестественно прямо, опираясь раскрытыми ладонями на колени и не глядя на меня.