Цепи его души (СИ)

— Сейчас я редко бываю в Мортенхэйме. Это замок брата, — тут же пояснила Лавиния. — На сотни тысяч акров вокруг леса, поля, и еще там есть парк. Огромный, и разве что самую малость уступает Милуотскому.

Мы шли по расчищенным дорожкам, но искры снега рассыпались с покрывала газонов во все стороны. Порой настолько ярко, что хотелось зажмуриться даже несмотря на защиту шляпки. Луиза тоже изредка прикрывала глаза ладонью, а вот Лавинию, кажется, это совсем не смущало. Она не хмурилась, не опускала глаз, словно и не было вокруг ослепительно-яркого сияния отраженных от белизны лучей. Не замечали его и Хлоя с Арком, которые с визгом и рычанием носились друг за другом по дорожке вперед-назад.

Мне всегда казалось, что быть дочерью герцогини еще серьезнее, чем воспитанницей виконтессы, но Хлою не одергивали. Не тянули за руку к себе, не говорили строгим ледяным тоном, что она ведет себя недостойно леди, прыгая по сугробам (даже когда мы поравнялись с пожилой парой, и мужчина приподнял цилиндр).

Я ждала неловкого вопроса, как я здесь оказалась, или просто вскользь оброненной фразы о том, что меня не ожидали встретить в Дэрнсе, но ничего такого не последовало.

— Как тебе новая должность, Шарлотта? — спросила Луиза.

— Очень нравится, — призналась искренне. — Мистер Стэйдж, Джон и Ричард… они потрясающие… Ой! Я хотела сказать, мистер Рэнгхольм и мистер Фард.

— Мистер Стэйдж тебя очень хвалит, — герцогиня неожиданно улыбнулась, а Лавиния быстром шагом направилась к Арку и Хлое. Я же не нашлась, что ответить: мне редко говорили, что я что-то делаю хорошо, и еще реже по-настоящему хвалили. Мисс Хэвидж придерживалась мнения, что незачем говорить ребенку о его успехах, чтобы избежать зазнайства и высокомерия. А леди Ребекка во всем с ней соглашалась, впрочем, сейчас я уже не была уверена в том, что она слушала что-то из того, что гувернантка обо мне говорила.

— Он уверен, что из тебя выйдет отличный декоратор, в будущем ты сможешь возглавлять группу, как это сейчас делает он.

— Не уверена, что я этого хочу, — вырвалось у меня.

Луиза приподняла брови, и я тут же пояснила:

— Мне кажется, что… когда я рисую от души, это по-настоящему. А когда на заказ, уже немного не то. То есть я не хочу сказать, что я не рада тому, чем сейчас занимаюсь, но мне гораздо больше нравится писать картины, пусть даже этим и не заработаешь себе на жизнь. Возможно, когда-нибудь я найду время совмещать, и…

— Почему ты так решила? — спросила герцогиня.

— Что именно?

— Что если ты будешь писать картины, тебе будет нечего есть.

— Но это же правда, — я развела руками. — Так все говорят. И мой учитель, мастер Викс, он вынужден был учить детей рисованию. То есть ему это тоже нравилось, но не так, как писать.

— Значит, твой учитель просто не обладал должной долей настойчивости, — хмыкнула Луиза. — Чтобы побороться за то, что ему дорого.

Легко вам говорить, подумалось мне. Вы ведь герцогиня, и даже если играли в театре, наверняка, вам все давалось гораздо проще, чем девочке с улицы.

— Ты наверняка не знаешь, что я в свое время была актрисой, — задумчиво произнесла ее светлость.

«Знаю», — чуть было не брякнула я.

К счастью, не брякнула, а герцогиня была полностью погружена в свои мысли, чтобы заметить выражение моего лица.

— Когда я решила, что хочу играть, я знала, что просто не будет. В те времена я работала гувернанткой, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы выйти на сцену. Легко, разумеется, не было, но я знала, что если откажусь от этого, откажусь от чего-то важного. За меня никто не просил, поэтому я вышла на сцену служанкой второстепенной героини. Служанка появлялась в спектакле один-единственный раз, чтобы забрать поднос.

Луиза улыбнулась: светло, солнечно.

— Лишь спустя несколько лет я стала известной. Самой известной актрисой Лигенбурга, меня ставили только на главные роли, на гастроли приглашали в первую очередь. Успеха, которого я добилась было вполне достаточно, чтобы купить себе дом и содержать его, чтобы нанять экономку и баловать себя дорогими нарядами и путешествиями. Хотя для нашего общества это казалось просто невозможным.

Она помолчала, а потом кивнула:

— Поэтому не бойся бороться за то, что ты любишь, Шарлотта. Или за тех… — герцогиня осеклась и посмотрела на Лавинию, вокруг которой кругами бегали Арк и Хлоя. Пес догонял, девочка убегала и пряталась за пышными юбками.

Мне же в этот момент стало стыдно. Стыдно, что я подумала о ней так, что на нее все сыпалось по праву рождения. Теперь мне вовсе так не казалось, больше того, теперь мне стало еще более непонятно, как она смогла просто встать и уйти с «Лацианских страстей».

— Скажите, почему вы промолчали? — я взглянула на нее, в очередной раз отметив красивый чувственный профиль. — Тогда, в театре. Вместе с остальными.

Ее светлость вскинула брови, а потом широко распахнула глаза:

— Так той девушкой была ты?! Которая аплодировала, о которой писали в газете?

Да, еще в той газете писали, что меня быстро вывели из зала.