Цепи его души (СИ)

Не могла даже его попросить, несколько раз будучи близкой к тому, чтобы сдавить проклятую сферу и все закончить, но…

Что-то все-таки меня останавливало.

Не то желание пойти до конца, не то эти дикие ласки. В миг, когда кисть заскользила по внутренней стороне бедер, я окончательно утратила ощущение реальности. Чем ближе узор подбирался к набухшим и влажным складкам, тем сильнее нарастал внутренний жар. Сладкий, исступленно-желанный, собирающийся внутри почти болезненным напряжением. Мир в абсолютной темноте рассыпался золотыми искрами, из-за этого казалось, что я парю в усыпанном звездами небе.

И даже почти не удивилась, когда кисть в последний раз дотронулась горящей кожи на границе с самым чувствительным местечком, чтобы снова перейти наверх.

Второй сосок он расписывал значительно дольше, а может быть, мне просто так показалось. Потому что мучительные, легкие касания, подводящие к пику наслаждения и расчетливо выдергивающие из него, стали мне жизненно необходимы. Сейчас я уже ни за что не отказалась бы от этого, от идущей по телу от кончиков пальцев ног до вскинутых, натянутых струнами над головой рук дрожи.

Это держало крепче любых веревок, и когда Эрик чуть отстранился, а запах шоколада стал более далеким, я по-прежнему была неподвижна.

Сердце билось ровными, сильными толчками.

Ударялось о ребра, чтобы отозваться эхом в каждой клеточке дрожащего от напряжения и сгустившегося желания тела.

Позволять себе чувствовать?

Я сама была чувством, вся я, каждое мгновение, и если бы Эрик сейчас коснулся меня где угодно, закричала и забилась от освобождающей тело сладкой разрядки. Но он не касался, только легкий шорох поблизости говорил о том, что он все еще здесь. Что он делал в этот момент, я не знала: до той минуты, пока кисть не скользнула по моим губам.

— Сейчас я сниму платок, — негромко произнес он. — Закрой глаза, Шарлотта.

Подчинилась, подхватывая новый сильный удар сердца на выдохе.

— Можешь говорить.

— Зачем… — голос не слушался, поэтому вышел сдавленный, низкий шепот. Такой низкий и гортанный, что рядом раздался судорожный вздох Эрика. Дождавшись, пока я смогу произнести что-то осмысленно, все-таки приоткрыла глаза и спросила: — Зачем?

— Говорить? — его жадный сумасшедший взгляд ударил в напряженное, растянутое по покрывалу тело острее любого прикосновения.

— Нет… платок…

Кажется, говорить нормально я так и не научилась, и неудивительно: когда все внутри горит, это очень сложно.

— Хочу тебе кое-что показать.

Пространство над кроватью полыхнуло изумрудными искрами, разорвалось, и в следующий миг я увидела себя в зеркале. Себя или не себя: на кровати лежала белоснежная бабочка. Покрывающий мое тело узор едва уловимо мерцал, от вытянутых рук на темном атласе раскрывались шоколадные крылья.

Шоколад оказался белым.

Об этом мне подумалось как-то отстраненно, сквозь дурман раскаленной нити чувственного напряжения.

А еще я не выглядела обнаженной. Искусный рисунок напоминал тонкие одежды, под которыми взгляд притягивали только пламя расплескавшихся по покрывалу волос и… огненный треугольник между ног.

Содрогнувшись от странного дикого чувства, замерла, глядя в свои шальные глаза.

Шальные и такие светлые, какими они не были никогда.

— Что… это? — хрипло спросила я.

— Магия жизни дает о себе знать таким образом.

Прежде чем я успела ответить, он рывком наклонился ко мне, выпивая тихий гортанный стон, родившийся во мне отдельно от меня самой.

— Сладкая, — рваным голосом Ормана произнес Эрик, оторвавшись от моих губ. — Девочка… моя.

Горячее дыхание скользнуло по моей груди и ниже.

Я смотрела в шальные глаза своему отражению, а потом перевела взгляд на Эрика.

Который повторял поцелуями мерцающий узор, обтекающий полушарие груди, спускающийся на живот. Узор, созданный им, в который вплеталась моя магия, и все это сейчас отражалось в «висящем над нами» зеркале.

Бессовестная возбуждающая картина, от которой я не могла оторваться.

Не могла оторваться, даже когда подхватив меня под ягодицы, он широко развел мои бедра. Коснулся губами чувствительного, пульсирующего бугорка, и внутри все болезненно-сладко сжалось. Низ живота пронзило, так остро и сильно, что выдох сорвался на крик.

Я выгнулась дугой, перед глазами полыхнула темнота, которая тут же расцвела тысячей золотых искр, осыпающихся на меня, прокатывающихся по телу теплом и волнами ни с чем не сравнимого удовольствия. Я вздрагивала снова и снова, подхваченная его отголосками, затихающей пульсацией, рождающейся в самой чувствительной точке, которую все еще обжигали его губы.

Прежде чем я успела это осознать, он мягко опустил мои бедра на покрывало.

— Сладкая, — повторил еще более хрипло, проводя языком между чувствительных складок.

Я дернулась, и крылья на покрывале шевельнулись, словно пытаясь обнять целующего меня мужчину.

Мужчину, который запретил мне двигаться.

Искры медленно гасли, в ладони вместо крохотной упругой сферы чувствовалась пустота. Легкая, как я сама.

Только сейчас осознала, что все-таки раздавила магический шарик.