Цепи его души

Агольдэр пока не страшен, на мне защитное заклинание, которое Эрик забыл снять из-за появления Камиллы. Разумеется, забыл, он обо всем забыл, мозги отшибло с концами, как только ее увидел.

Слезы подступили к глазам, но я решительно пресекла эту попытку послезокапствовать. Идти через пустынный холл было страшно, мне казалось, что из-за угла вот-вот выскочит Тхай-Лао, который поинтересуется, куда это я собралась, и все будет кончено. Но нет, иньфаец не появлялся: должно быть, был очень занят тем, что готовил десерт для милых гостей, а Сюин приводила в порядок комнаты.

Вот и отлично.

В этом доме я всегда чувствовала себя лишней, ноги моей больше тут не будет.

Никогда!

Скрип входной двери, когда я потянула ее на себя, показался мне самым громким звуком на свете, а потом я быстро шмыгнула в ночь. Холод впился в неприкрытую шляпкой голову, кусая за шею, за руки (перчатки остались наверху!), и я плотнее стянула края покрывала. Впрочем, тут же обо всем забыла: на улице, у особняка де Мортенов остановился экипаж, из которого вышел мужчина. Худой, сутулый и на мой взгляд, слишком нервный (по крайней мере, движения его были именно такими — резкими, какими-то дергаными). Он подал спутнице руку, и следом на землю с подножки шагнула она — изящная, хрупкая, как статуэтка. В роскошной накидке, расстелившейся за ее спиной шлейфом.

Странно, но меня на миг накрыло теплом. Удивительным теплом, столь не свойственным зимнему вечеру. Таким же, как брызнувший из распахнутых дверей свет, расплескавшийся по ступенькам и расчищенной дорожке де Мортенов.

Дверь захлопнулась, укрывая пару в особняке, и снова стало темно. И холодно.

Что ни говори, а я этому району подходила, как мне все подаренные Эриком наряды.

Мысль мелькнула и ушла, а в следующий момент я уже метнулась на улицу. Тенью, едва уловимо, толкнула калитку и вылетела чуть ли не под колеса набирающему ход экипажу, который едва не упустила.

— Стойте! — крикнула я, срывая голос.

Извозчик натянул поводья, и лошади встали. Меня окинули подозрительным взглядом, но я вытащила из ридикюля деньги, и подозрения как-то мигом сошли на нет. Видимо, муравьиная горка с человеческой головой тоже достойна уважения, если она может за себя заплатить.

Только забравшись в экипаж, я выдохнула.

Забилась в угол и почувствовала, как меня трясет. Не от холода, не то от пережитого.

В салоне приятно пахло женскими духами: легкими, напоминающими ароматы лета — яблоко, вишни, травы. Сам салон тоже был очень дорогой отделки: мягкие диванчики-сиденья, перетянутые утепленной замшей стены. Поездка в таком экипаже стоила недешево, но мне было все равно. Я готова была отдать все, что у меня есть только для того, чтобы оказаться как можно дальше от этого дома. Как можно дальше от Эрика с Камиллой, от ее соблазнительного голоса и от воспоминаний о том, как тонкие пальцы лежали на сгибе его локтя.

Так, Шарлотта, уймись. Скатиться в жалость к себе проще простого, а вот выкатиться из нее уже сложнее.

Но в груди почему-то все равно стояли слезы, а в горле ком. Ком, который не хотел растворяться, как я ни пыталась с ним справиться. Оставалось скользить кончиками пальцев по узорам на замше, по стягам, соединяющимся в узлы и мягким подушечкам, пружинящим в ответ даже на самое легкое нажатие.

И не думать о том, какими мягкими были губы Эрика, когда он меня целовал.

Домчались мы быстро: сейчас, в отличие от раннего вечера, дороги были уже пустые. Вся суета в центре рассосалась, люди разошлись и разъехались по домам к семьям, а завернувший ближе к ночи морозец не способствовал прогулкам и выездам.

Если извозчик и удивился тому, где я попросила остановить, то вида не подал. Несколько раз пересчитал деньги, посмотрел банкноты на свет под мигающим фонарем, а потом подстегнул лошадей, оставив меня одну на расстилавшейся вправо и влево знакомой до каждого камешка улице.

Миссис Клайз говорила, что в моей мансарде пока еще никто не живет. Интересно, если я попрошу у мистера Холла разрешения снова заселиться в нее, он возражать не будет? Все-таки я всегда исправно вносила квартирную плату, да и грязи у меня никогда не бывало: раз в неделю стабильно проходилась салфеткой по всем поверхностям и надраивала полы грубой, жесткой тряпкой, которая собирала с досок все возможные занозы.

Стоять на этой улице было лишним, особенно молодой девушке, особенно одной, поэтому я шагнула к дверям.

За спиной мелькнула тень, и все волоски на коже встали дыбом, тело покрылось мурашками. Ощущение близости чьего-то присутствия заставило обернуться, но я никого не увидела. Покачивался на ветру фонарь, скрипя проржавевшим железом. Где-то вдалеке лаяли псы.

Воспоминание (яркое, как разорвавшаяся в темноте лампочка), когда блеклая тень на этой самой улице метнулась ко мне, заставило сердце пропустить удар. Бросилась к дому, не оглядываясь, чувствуя, как ледяное полотно страха стягивает тело коконом. Мешающим мыслить здраво, нормально двигаться и даже дышать.