Цепная реакция

И он, Крученый, выиграл! Выиграл все блага, ибо вор в законе из враждебной благолепным труженикам касты вторичного теневого мира трансформировался в общественно значимую фигуру управления теми, кто ранее блатовал с гитарой и финкой в подворотне, подметая асфальт штанинами флотских клешей, а ныне с пачками "расстрельных" некогда баксов раскатывал, ничего и никого не боясь, кроме пули конкурентов, на роскошных лимузинах, которые недавним партийным боссам и во снах их номенклатурных даже смутно не виделись.

Да, золотое выпало времечко, неизбывное! Разгромленный КГБ, растерянная, утратившая ориентиры милиция, подменившие закон постановления, противоречащие друг другу...

Вся страна - огромное мутное болото, кишащее золотой рыбкой... И черпай рыбку ведрами, хватай! А попался - откупись. Вот и вся недолга...

Нет, спохватились, дошло, что коли коммунистическая зона обратится в единую государственно-уголовную, то только тем зэкам позволено будет подменять администрацию и конвой, кто сумеет одновременно проникнуться полицейским мировоззрением и уставом, ибо анархия, религия криминала, мать такого порядка, от которого весь мир прочными стенами отгородится - а зона без связей с внешним миром уже не цитадель для удалого вора и не каторга для терпеливого мужика, а территория всеобщей погибели...

Спохватились. Вспомнили о государственности. Создали, в частности, РУБОП. И не какую-нибудь страшилку, а департамент на принципах спецслужбы основательный, с выверенным кадровым составом и с безусловной установкой для каждого сотрудника: шаг в коррупцию - шаг в пропасть.

И накрыли спецы из РУБОПа, составленного из элиты милицейских сыщиков и контрразведчиков, невидимыми колпаками банды, группировки и сообщества, и пошла, как в былине говорится, битва не на жизнь, а на смерть. И понес уголовный мир утраты, как пирующий лагерь кочевников от попадания в его эпицентр многотонной, невесть откуда взявшейся авиабомбы.

Ударом этой взрывной волны вновь отбросило Крученого за колючую проволоку, хотя и по пустяковой статье: за незаконное хранение огнестрельного оружия. А когда освободился он в очередной раз, вольный мир встретил его новой реальностью: группировки действовали по схемам изощренно-профессиональным, прямое вымогательство пресекалось как примитивный дебош, многие из соратников ушли в официальный бизнес, окружив себя разного рода экономистами и компьютерщиками, криминальные капиталы вкладывались в игры политиков, в чью компанию безудержно устремлялись и некоторые из бывших шестерок Крученого, сумевшие откусить куски от бюджетного пирога. а он... Он превосходно понимал, что остался тем, кем был, - вором, и не более того.

Да и не нужно ему иного. Пока есть тюрьмы и зоны, есть в руках у него и власть. А шестерки его бывшие во всяких лакированных кабинетах все равно в просьбе ему не откажут, денег дадут. Ибо в этой стране, за дверь роскошного кабинета выходя, никогда не знаешь, где очутишься: то ли на тротуаре с пулей в голове, то ли напротив прокурора...

А потому, покидая караульное помещение колонии и слыша за спиной лязг металлических штырей, водворяемых в приваренные к решетчатым дверям пазы, он, Крученый, уже твердо знал, что ему уготовано почетное место советника в крупной московской группировке, полновластный контроль над одним из рынков и - полная свобода личной творческой инициативы...

Суть инициативы также была предельно ясна: собрать надежную команду для разбойных нападений.

Многократно проверенные подручные Чума и Весло, омывшиеся кровью с макушек до пят, вышли из зон три месяца назад и чаяли поскорее встретиться с ним - своим давним неразменным паханом и учителем.

Следовало подумать и о вербовке молодой поросли - это его будущее, кормильцы, опора в старости. И он найдет этих молодых, покуда о нем, равно как и о загадочной воровской стезе, не ведающих. Найдет, выкормит, обучит, повяжет смертью и кровью, заставит верить безоглядно и трепетно... Сам это прошел.

А поверят ему эти недоросли - покуда еще сыренький, аморфный матерьяльчик - потому, что не отсиживаться он будет по теплым углам, пересчитывая доллары, полученные с рыночной шушеры, в то время как ребята шкурами рискуют и глотки режут, а сам, в первых рядах класс покажет, как пикой кроликов зажиревших с одного удара валить надо. Личным, как говорится, примером...

Правда, и Чума, и Весло, и другие балбесы думают, что из-за принципов каких он на рисковые дела ходит, поскольку авторитета ему не занимать, и чего бы не сидеть в берлоге, на теплом диване, в объятиях шлюх, раздавая указания и воровские суды учиняя под коньяк с лимончиком?

А, все не так! Есть сокровенное, тайное.

Без насилия ему - как без воды рыбе. А без крови - как наркоману без дурева: ломка идет...

И как описать всю сладость, обволакивающую сердце, тот упоительный дурман, когда на тебя выливаются чей-то ужас и смертная боль, покорность и уничижение...