Цепная реакция

Что-что, а вертолет они действительно знали отлично. Загрузить и разгрузить вертолет для них было все равно что выпить глоток воды. Они знали, как перевозить людей — как желающих лететь, так и против их воли; овладели особыми приемами: могли ухватить сопротивляющегося за ухо, за губы и, если нужно, заковать в цепи.

Лишь один солдат никогда не подвергал сомнению ни один приказ, связанный с порядками в тренировочном лагере. Это был высокий, крепко сбитый парень родом из-под Пьераффла, штат Южная Каролина, что в двадцати семи милях южнее Чарлстона. Этот парень обожал фильмы с участием Мэри Пикфорд и тосты с рубленым мясом. Он не знал, что такое усталость, а о полковнике Уэнделле Бличе отзывался с неизменным уважением, даже за его спиной.

И поэтому, когда Уолкер Тисдейл впал в меланхолию, устремив глаза в никуда, то есть туда, где никому не суждено увидеть утро следующего дня, его товарищи не могли оставить это без внимания.

— Откуда ты взял, что тебя должны убить? — спрашивали они Уолкера.

— Просто знаю, и даже знаю как, — отвечал тот. — Меня казнят за нарушение дисциплины. Они отведут меня в сосновый лес на вершину холма, заставят рыть себе могилу, а потом выстрелят в голову…

— Кто это они, Уолкер?

— Полковник Блич и другие…

— Но ведь они считают тебя примерным солдатом!

— Завтра все изменится.

— Никто не может знать, что будет завтра!

— А я знаю.

В его голосе и взгляде была та же убежденность и твердость, с какой он говорил о попадании в цель на учебных стрельбах.

Вечером, после ужина, он попросил воды, и новобранец, прежде не отдавшийся услужливостью по отношению к товарищам, побежал искать стакан В казарме стаканов не оказалось. Один из солдат допил остатки контрабандного самогона из кувшина, сполоснул его и наполнил водой.

Уолкер не спеша поставил оружие в козлы и посмотрел на воду. В этом взгляде была глубокая мудрость, пришедшая на смену мальчишеской наивности. Он выпил воду до последней капли.

— Вот и все, ребята. Я видел во сне грифа, он окликнул меня по имени. Больше я не буду ни пить, ни есть.

Его товарищи подумали, что он, скорее всего, тронулся умом: за все время обучения они ни разу не видели в этих местах грифов. Их обучали уже десять месяцев, тогда как в обычных условиях первичная боевая подготовка занимала не более двух.

— За два месяца нельзя даже научить как следует зашнуровывать ботинки. А я сделаю из вас настоящих солдат!

Произнося слово «солдат», Блич понижал голос и принимал горделивую осанку. Тяжелая блестящая ручка хлыста легонько ударяла по голенищу.

В то злополучное утро, когда Уолкер приготовился умирать, сержант, как всегда, разбудил всех истошным воплем:

— Подъем! Обуться, надеть шорты!

Им предстояла ежеутренняя пятимильная пробежка в одних шортах. Их гоняли с полной боевой выкладкой трижды в день.

Уже давно они перестали удивляться и тем более обсуждать порядки в лагере. Как раз один из новобранцев, чей брат служил в воздушно-десантных частях, запел на марше. В наказание его заставили пробежать несколько лишних миль: в этой части не допускалось никакого шума — ни в походе, ни на занятиях.

— Шума еще будет предостаточно, когда настанет решающий день, — пообещал им Блич.

Они не поняли, о чем он говорит, а спросить побоялись. Эти слова — «решающий день» — употреблял и лейтенант, хотя тоже не понимал их смысла. Он твердо знал лишь то, что у него две семьи, спортивный автомобиль «альфа-ромео» и что обе его дочери учатся в частной школе, на что идут немалые денежки.

Платили завербованным хорошо, но они были так измотаны муштрой и так запуганы, что даже заработок их не радовал. Они хотели лишь одного — отдохнуть. Сегодня мысли о смерти вытеснили мысли о деньгах.

…В то утро Уолкер Тисдейл вместе со всеми проделал пятимильный пробег. К своим любимым тостам с копченым мясом он не притронулся, хотя товарищи собрали их целую гору.

После завтрака вся часть направилась в двухдневный поход в сторону Уоттс-Сити — специально построенного для тренировок городка, где группы боевиков могли проводить маневры среди улиц и переулков, среди мнимых закусочных и баров, среди незастроенных пустырей. Тот, кто построил все это, должно быть, здорово погрел руки на этом подряде, потому что городок ничем не отличался от трущоб. Так говорили между собой ребята. Они теперь успели окрепнуть и передвигались легко и свободно, не жалуясь на одышку и боль в мышцах.

Когда они прошагали ускоренным маршем пять миль по сосновому лесу, над ними стали кружить большие черные птицы.

— Грифы!.. — прошептал кто-то.

Все посмотрели вверх, потом — на Уолкера.

Сам он не поднял глаз к небу. Он и без того знал, что там должны быть эти птицы, которых он видел во сне, как видел и этот сосновый лес. Он знал, что его час уже близок.

Они продолжали идти под горячими солнечными лучами. Намокшие от пота гимнастерки прилипали к телу. Опавшая сосновая хвоя мягко пружинила под ногами. Раньше они натирали кровавые мозоли, но теперь кожа загрубела и мозоли стали сухими. Новобранцы уже почти не ощущали физических тягот на этом марше.