Цепная реакция

– Ну, есть… Пожалуйста, пройдем. Нам стесняться нечего.

Краснов переглянулся с шефом и вышел в коридор вслед за опером.

– Альтернативные – не значит незаконные, – продолжил Бухаров. – Например, Порфирий Петрович у Достоевского…

– Нет никакого Достоевского в Уголовно-процессуальном кодексе! – перебил Краснов. – Не-ту! А вы, смотрю, давненько в него не заглядывали.

– Слушай, Жень, ну кончай ты, а? Как прокурорским стал, так сразу на «вы». Как-то неловко даже за тебя.

– Андрей Борисович, мы с вами не на пикнике и не на Дне милиции.

– Вот с тобой до дна и дойдешь, – проворчал себе под нос Бухаров.

В этот неподходящий момент их диспут прервали крики, которые только извращенец назвал бы радостными. И донеслись они именно из Бухаровского кабинета.

Евгений Валентинович остановился, выразительно посмотрел на оперативника и потянул ручку двери на себя.

Представшая перед его взором картина живо напомнила сюрреалистические кадры из рекламы «Несквика». В центре кабинета скукожился на табуретке субтильный паренек, а над ним грозно навис громадный розовый заяц с огромной, ядовито-оранжевого цвета морковкой в лапе.

– Я все вижу! – зверски орал заяц, не обращая внимания на появившихся наблюдателей и грозно размахивая морковкой, словно дубинкой. – И никакие зубы мне не мешают… Все вижу, понял?!

В подтверждение сказанного заяц несколько раз огрел собеседника морковкой по голове. К удивлению работника прокуратуры, парень не то что не попытался увернуться, но даже не закрыл голову руками. Евгений Валентинович не мог видеть, что руки задержанного предусмотрительно скованы наручниками, удлиненная цепочка от которых пропущена под сиденьем табуретки.

– Ну, чего вылупился?! Я тебе не кариес! – продолжал неиствовать косой, грозно потрясая плюшевыми ушами. – Говори, падла! Иначе догадываешься, куда я тебе эту морковку засуну?!

Краснов изумленно повернулся к Бухарову:

– Это… что?

– К капустнику готовимся, – нашелся тот, деликатно оттесняя проверяющего в сторону и прикрывая дверь перед самым его носом. – Ко Дню милиции. Вот, как раз репетируем сценку на злободневную тематику, про альтернативные методы. В порядке самокритики.

– Какой капустник? – обалдел Евгений Валентинович. – До Дня милиции – два месяца!

– Так ведь в последний раз…

– Что в последний раз? Капустник в последний раз?

– День милиции в последний раз, – буркнул Андрей и, снова увидев на лице гостя неподдельное изумление, услужливо напомнил: – Надо заранее готовиться. Кстати, приглашаем… Я стишок расскажу: «Дядя Штефан – полицай».

– Спасибо! Вы – уже точно полицаи…

Краснов сплюнул и, испепелив Бухарова взглядом, двинулся обратно к кабинету начальника.

* * *

Психолог Михайлова взглянула прямо в грустные очи Репина и успокоила:

– Толя, по-моему, все идет правильно.

– Чего ж правильного, если она даже разговаривать со мной не хочет… – сморщился художник-самоучка. – Слушай, Надь… А может, у нее кто-то появился? А меня обвиняет, чтоб не оправдываться? Атака – лучший вид обороны.

– А ты что-нибудь замечал?

– Да черт знает… Я ж в бизнес ее этот не лез. Она там с кем хочешь крутить могла.

– Вот и плохо, что не лез. То есть в сам бизнес лезть, разумеется, не надо, а вот поинтересоваться, как у жены дела на работе, никогда не помешает.

– Да она все равно бы не сказала… Сама привыкла все решать.

– Твоя жена – прежде всего женщина. Которая подсознательно нуждается в защите, даже если и нацепила на себя маску сильной и независимой. А вдруг ей помощь нужна? И если она не может получить эту помощь от тебя, то невольно будет искать ее на стороне. У тебя какие-то подозрения раньше были на этот счет?

– Нет, вроде. Хотя… В мае в Москву вдруг улетела без предупреждения. На две недели. Семинар какой-то… – Репин раздраженно повел головой. – Поближе, что ли, подходящего места не нашлось? Да и как проверить, семинар там или… не семинар? Бизнес-вумен…

– Доверять надо. Тогда и проверять не придется… Извини за интимный вопрос: а почему у вас детей нет?

– Потому и нет, что бизнес-вумен. Типа, рано еще. Вон, хорька купила вместо ребенка. Даже фотографию его в офисе повесила. У других – мужья и дети, а у нее – хорек… Слушай, Надь, а если она не позвонит? И не вернется?

– А ты действительно хочешь, чтобы она вернулась? – пытливо прищурилась Михайлова.

– Конечно! Привык. Вросла она в меня. Без нее… Как объяснить… Это – как летний пейзаж без изумрудной краски писать. Или без берлинской лазури. Да и… Люблю я ее!

– Хорошо… Тогда переходим ко второму пункту. Повторяю, надо создать видимость, что ты чувствуешь себя вполне комфортно. И не особо переживаешь из-за ее ухода.

– Тогда она точно не придет.

Михайлова в ответ изобразила улыбку умудренной опытом и профессией женщины.

– Ни черта вы, мужики, не знаете нас… Ведь она сейчас что думает? Что ты без нее умираешь, страдаешь. А тут вдруг – никаких проблем! Жизнь прекрасна. Невольно подумает: а не погорячилась ли я? Такая уж ли я единственная и неповторимая? – Психологиня явно вошла в раж. – А знаешь что? Надо бы усилить психологический эффект… Заставить ее ревновать!