Цепная реакция. Неизвестная история создания атомной бомбы

С конца минувшего лета они работали вместе в Бирмингемском университете. По законам военного времени их числили враждебными иностранцами (германское подданство!). Их не допустили к военным исследованиям, но как раз это-то и дало им досуг для расчета примерных параметров атомной бомбы. На британской земле именно они первыми пришли к заключению, что А-бомба возможна. Как и европейских беженцев в Америке, их подгоняла неотлучная мысль: а что вершится в лабораториях Германии? Они выискивали крохи информации. Непонятные слова МАУД РЭЙ КЕНТ могли быть шифровкой, рассчитанной на их понятливость».

Дальше рассказ продолжает известный ученый Джордж Паджет Томсон, сын знаменитого британского патриарха в сфере физики Джи-Джи Томсона, незадолго до описываемых событий получивший Нобелевскую премию за давнее экспериментальное подтверждение корпускулярно-волновой природы электрона. Вероятно, это обстоятельство сыграло определенную роль в том, что Томсону-младшему поручили возглавить только что созданный комитет по британскому атомному проекту, собиравшийся на первое свое заседание именно в тот день – 10 апреля 1940 года. Прежде всего предстояло выбрать кодовое название, но в последний момент в повестке дня возник новый пункт, связанный с расшифровкой загадочной телеграммы Нильса Бора. Джордж Томсон вспоминал:

«Стоило только поиграть буквами в словах «мауд рэй кент», как они превращались в анаграмму… «радиум тэйкен» – «радий забран». Это значило бы, что немцы быстро продвигаются вперед. А затем кто-то сказал, что для названия комитета не найти лучшего слова, чем «мауд», по причине его очевидной бессмысленности. Все поулыбались и согласились. Томсоновский комитет, совсем как тихоокеанские тайфуны, был закодирован женским именем. (В нем и зарождался атомный тайфун!) Но только никто из членов Мауд-Комитти не подозревал, что это женское имя (Мод) принадлежало бывшей гувернантке в боровском доме, и просто ее адрес выпал из текста телеграммы, искаженной датскими телеграфистами в ошеломлении первого дня оккупации»[24].

Вот такие события предшествовали «атомной миссии Гейзенберга». И тут возникает еще один вопрос: чья же все-таки это была инициатива – лично Гейзенберга, Гейзенберга совместно с Вейцзеккером или целой группы германских ученых, которые догадывались, что Бор при желании мог бы создать надежный канал обмена информацией между ними и физиками-атомщиками из США и Великобритании. Подводя итоги поездки Гейзенберга, большинство историков науки и физиков-профессионалов сходятся на том, что миссия немецкого ученого оказалась в целом неудачной.

Трудно из временн'oй дали точно оценить, что же привело к непониманию и даже отчасти рассорило двух великих физиков. Возможно, это была конфиденциальная информация о том, что Гейзенберг громогласно ратовал за создание «Великой Германии» и даже в чем-то оправдывал немецкое вторжение в Польшу, Данию, Норвегию и страны Бенилюкса. Юнг и особенно Гернек, а также известный биограф Эйнштейна Карл Зелиг доказывают, что все свои национал-патриотические высказывания Гейзенберг делал с одной целью – спасти немецких ученых и дать им возможность продолжать свои исследования. Прямолинейный в своих суждениях и исключительно правдивый Бор был весьма политически наивен и поэтому не мог и не желал понимать сложных двойных дипломатических игр Гейзенберга, поэтому при встрече сразу же повел себя несколько замкнуто и даже сухо.