Цепной пес самодержавия (СИ)

Мои слова и мой тон дали сестрам понять, что мне не хочется говорить на эту тему. Наверно поэтому наш дальнейший разговор оказался скомканным и неловким. Пока радовало только одно, что Светлана понятия не имеет, в отличие от своей младшей сестры, об этой городской легенде. Когда они ушли, я неожиданно подумал, что засиделся в царских советниках, и наверно пришла пора пожить для себя. Посмотреть Россию, выкопать клад, съездить в Америку… Мои размышления прервал пришедший Пашутин. Он был веселый, бодрый, румяный с мороза.

— Здравствуйте, Сергей Александрович! Как болеем?

— Здравствуйте, Михаил Дмитриевич, — в тон ему ответил я. — Отлично болеем. Только к чему так официально? Мне звание генерала присвоили?

— Никак нет, господин поручик в отставке. Просто получили мы кое-какие данные по твоему делу.

— Не томи, рассказывай.

— Расскажу. Только с одним условием. Что за девушки тебя посещали? Говорят, одна краше другой. Так что махнем наши истории баш на баш?!

Я покачал головой: — Охрана называется. Болтуны. Кстати! Ты знаешь, что в газете вышла заметка о покушении на меня?

— Нет. Кто это у нас такой шустрый оказался?! — Пашутин с удивлением посмотрел на меня. — Погоди! А откуда он узнал о тебе?

— Вот и я о том. Весьма странно. Журналист, который словно случайно оказался на месте преступления и откуда-то знал фамилию и имя человека, на которого было совершено покушение.

— Что за газета?

— Черт! Не спросил у Светланы!

— Значит, одну из девушек зовут Светлана. А вторую?

— Ты бы лучше журналистом интересовался, а не девушками, тем более что вторая тебе в дочери годится. Ей пятнадцать лет недавно стукнуло.

— А-а, так это были сестры Антошины!

— Ты-то откуда про них знаешь?

— Тоже мне тайна! Ладно, раз с девушками все выяснили, насчет журналиста и газеты не сегодня-завтра узнают, я расскажу тебе о кое-чем действительно интересном. Покушение на тебя организовала не кто-нибудь, а германская разведка.

Сказал и замолчал, при этом хитро улыбаясь. Знает же, чертяка, что не выдержу и спрошу.

— Миша, считай, что ты меня заинтересовал. Рассказывай.

— Твои неудавшиеся убийцы, оказывается, в свое время, состояли в боевой дружине. По жандармской картотеке они состоят на учете с 1908 года. Агитация против власти, распространение листовок, сопротивление полиции, незаконное хранение оружия. Неоднократно задерживались, ссылались. Года три тому назад, когда на них пало подозрение в убийстве полицейского стукача, они сумели избежать ареста и скрылись. По некоторым данным: уехали за границу, что подтвердилось только сейчас. Последние два года они жили в Швейцарии.

— Почему двое? Их же трое в машине было.

— Шофера с машиной им уже здесь дали, как и оружие.

— И что они в Швейцарии делали, без знания языка? Или их партия кормила?

— Всех подробностей не знаю, да они и неинтересны. Пусть их прошлым Мартынов занимается. Кстати он уже выделил человека, который уже работает по архивам и их старым связям.

— Не думаю, что в этом направлении надо искать. Они уже три года…

— Может, ты меня все-таки дослушаешь? — и только дождавшись моего утвердительного кивка, продолжил. — Эти двое бывших дружинников были взяты полицией Берна при налете на банк, а так как при этом был тяжело ранен охранник, то им грозил приличный срок. Спустя неделю к ним в тюрьму пришел один господин, и предложил сделку. Они убивают человека, которого им покажут, а за это получают свободу и некоторое денежное вознаграждение. Они, не раздумывая, дали свое согласие, после чего их снабдили деньгами и новыми паспортами, а затем привезли в Питер и определили на квартиру. Уже на следующий день после приезда им показали тебя и твою охрану, а еще через сутки за ними приехала машина. Концовку этой истории ты знаешь лучше меня. Остальное найдешь на этом листе, — с этими словами он протянул мне лист бумаги, сложенный вчетверо. — Читай!

Я развернул его. Это была выписка из допроса. Пробежал глазами текст. Буряков Петр Дмитриевич. Партийное прозвище — Буря. Его напарник, оказалось, был из рижских немцев. Генрих Швабе. Последние десять лет и до самой смерти он проживал под фамилией и кличкой Никотин. Отличается только ударением. Дмитрий Вальдемарович Никотин. Еще в самом начале своей подпольной деятельности Швабе сменил фамилию, но не из-за конспирации, а из-за того, что подпольщики подозрительно относились к его немецкому происхождению. Так же поэтому он скрывал знание немецкого языка. Оба хорошо стреляли, знали взрывное дело. Тот господин, что сделал им предложение, хорошо говорил по-русски. Акцент был практически незаметен, только неправильное ударение в некоторых словах выдавало в нем иностранца. Предположение, что их вербуют немцы, сделал Никотин, когда вернулся с допроса в камеру. Он рассказал Бурякову, что при нем чисто случайно выругался охранник, который приводил их на допрос. Причем выругался не просто на немецком языке, а с явным баварским акцентом, который Швабе прекрасно знал, так как его отец сам был родом из Баварии.

Закончив читать, я поднял глаза на Пашутина.

— Ты уверен, что он не врет?