– Ледокол – это нечто громадное и гудящее в тумане, – я решил сказать какую-нибудь глупость, надеясь если не развеселить, то хотя бы отвлечь девушку от мрачных мыслей. – Даже как-то странно нас сравнивать, тем более что обычно я кажусь себе большим, добрым, плюшевым медведем. Правда, есть сходство?
– Вы?! Похожи… на игрушечного медведя? – удивление прошло, и в ее глазах загорелись веселые огоньки. – Плюшевый медведь?! Ой, не могу! Ха-ха-ха!
Закончив смеяться, она расслабилась и уже с каким-то лукавством в голосе спросила:
– Вы когда ворвались туда… то крикнули нечто странное, но эти слова мне почему-то врезались в память. «Светлана Михайловна, закройте глаза и постарайтесь расслабиться! А вы, господа, получайте удовольствие!» Почему вы так странно сказали?
Теперь у меня появилось желание засмеяться, и я с трудом подавил готовый вот-вот вырваться смешок.
– Гм! Да просто… случайно вырвалось. Не спрашивайте, потому что уже сам не помню, к чему это все сказал.
Не объяснять же девушке начала двадцатого века смысл пошлого анекдота из будущего, каким-то образом всплывшего у меня в памяти в тот самый момент. Все же женским чутьем она уловила скрытую подоплеку в моем оправдании, естественно, приняла ее на свой счет и смутилась. Мне как галантному кавалеру снова пришлось прийти на помощь.
– Как ваша школа, Светлана Михайловна?
– Сегодня второй день как пошла на занятия, а так сидела дома, – при этом было видно, что она отвечает мне автоматически, явно думая о чем-то другом.
– Как поживает отец Елизарий?
– Хорошо, – ответила она, а уже в следующую секунду неожиданно спросила меня: – Вы же тогда… видели меня?
При этом вопросе ее щеки стали наливаться краской.
«Так вот в чем дело. Видел ли я ее стройные ножки?»
– Отрицать не буду, – постарался я ответить как можно более официальным тоном, без какого-либо намека на игривость.
– Вы потом ту фразу сказали…уже на улице. Наверно, хотели ободрить меня, дать прийти в себя. Да?
– Конечно, мне хотелось вас встряхнуть, но при этом я не мог не подчеркнуть совершенства вашей фигуры.
Несмотря на изящную обтекаемость фразы, девушка покраснела, как маков цвет, и опустила глаза.
«А ведь мог остановиться на первой половине фразы. Что теперь ждать?»
Ответ на мой мысленный вопрос оказался неожиданным. Девушка резко подняла голову, посмотрела мне прямо в глаза и вдруг сказала:
– Ведь я вас толком так и не поблагодарила! – затем приподнявшись на цыпочках, неожиданно закинув мне руки за шею, обняла, поцеловала, потом также порывисто и резко отступила на два шага, не поднимая глаз. Несмотря на быстроту и неожиданность, я все равно мог поклясться, что, когда наши взгляды встретились, в глубине ее зеленых глаз плясали озорные бесенята.
«Ух, ты! Не ожидал!» Только я так подумал, как внизу громко хлопнула дверь и раздался громкий голос хозяина дома:
– Аглая! Я пришел! Как там наш ужин?!
Девушка, услышав голос отца, занервничала и торопливо сказала:
– Извините меня, Сергей Александрович. Вы с отцом пока поговорите, а я позже приду.
– Хорошо, Светлана Михайловна. Буду вас ждать.
Она развернулась и пошла, слегка покачивая бедрами с чисто женским изяществом, заложенным самой природой.
«И дети у нее будут такие же красивые, как их мама», – глядя ей вслед, подумал я и вдруг почувствовал нечто похожее на смущение, чувство, которое у меня уже давно атрофировалось. По крайней мере, я так считал до этой секунды.
Глава 8
Наши отношения с государем после Кронштадтского мятежа внешне не претерпели никаких изменений, но при этом получили какую-то внутреннюю крепость. Я искренне переживал за него и его семью и работал как проклятый, чтобы хоть как-то исправить свою ошибку. Император понимал это и старался всячески показать, что по-прежнему доверяет и ценит меня. Первым доказательством этого стало увеличение моей охраны, теперь, насколько я мог судить, за мной ходило не менее трех-четырех агентов наружного наблюдения. Отметил это мельком, так как если раньше, с непривычки, меня тяготило их присутствие, то теперь я не замечал их, как в упор не видишь дворовую скамейку, проходя мимо нее в трехсотый раз. Второй новостью для меня стал особый циркуляр, вышедший из дворцовой канцелярии и предписывающий городским и военным властям столицы оказывать в случае необходимости любую помощь в действиях поручику Богуславскому Сергею Александровичу. Узнав о подобном документе, я только пожал плечами, так как не видел в нем особого смысла.