«Сейчас мы разденемся, — подумал Ник, — и нас изнасилуют… Меня тоже изнасилуют… А потом нас утопят…»
— Море двадцать два градуса! — повторил голос с акцентом свою, казалось, уже очень давно сказанную фразу. — По радио передали…
— Хорошо. Я согласна! — сказала Ли.
Ее рука поднялась неуверенно к верхней пуговице кофточки и замерла. Ник захлебнулся следующим порывом ветра (так уже было), беспомощно он поискал глазами по воде, до горизонта пусто — темная, чуть покачивающаяся соленая масса, поискал зачем-то в небе среди звезд. Тоже ничего.
«Если схватить камень? — подумал Ник. — И ударить того, что стоит рядом… Это ничего не изменит… Был бы пистолет…»
Ли отпустила пуговицу, еще одну. Безвольно переступила на месте. Белым острым треугольничком открылась часть ее груди. Губы матери напряженно сжаты, глаза полузакрыты. Ник взял протянутую ему бутылку чачи. Стекло бутылки было влажным и теплым.
— Ты тоже раздевайся… — сказал тот кавказец, что держал нож. — Ты же не оставишь свою маму? — он поиграл узким лезвием в воздухе, сплюнул смачно в сторону. — Давай, мальчик!.. Не тяни!..
Буфетчица осторожно отползала по песку. Ник отглотнул из горлышка чачи. Алкоголь горячо толкнул голову. Ли расстегивала последнюю нижнюю пуговицу. Глаза матери совсем уже были закрыты. В короткую секунду Ник взвесил и отбросил, наверное, сотни вариантов.
«Нужно их удивить! — лихорадочно соображал он. Нужно поставить их в такую ситуацию, где они уже не смогут нам ничего сделать! Нужно что-то совсем неожиданное для них… Или, наоборот, что-то сказать, что-то сделать в рамках местных привычек?..»
Еще один большой глоток, и безумная мысль оформилась. Передавая бутылку, Ник уже знал, что нужно сделать. Все уложилось в какую-то небольшую часть секунды, в неосознанный отрезок времени. Бутылка выскользнула на песок, ударилась донышком о камень, нож отклонился, и Ник отработанным в спортзале точным приемом заломил руку шофера, тот вскрикнул и согнулся послушно.
— Сломаешь! — прошипел он. — Убью!..
Не выпуская заломленной горячей кисти кавказца, Ник наклонился и взял выпавший нож. Пальцы его сомкнулись на потной пластмассовой рукоятке. Он точно знал каждое свое следующее слово, каждое свое следующее движение.
— Я себя зарежу! — крикнул он. — Сейчас!.
Несчастная буфетчица поднялась на ноги и стала медленно отступать в сторону деревни. Ник увидел, как Ли быстро запахнула кофточку. Он отпустил руку кавказца и, толкнув его ногой, оказался стоящим у самой воды один. Можно было не спешить. Хорошая пауза только усиливала спектакль. Он поиграл ножичком, будто отрезая от темноты маленькие кусочки, и, следуя расчету, стал медленно отступать в море.
Тени кавказцев пьяно покачивались. Они ничего не предпринимали, но они стояли слишком близко к Ли, это могло испортить дело.
— Отойди от моей мамы, — сказал Ник нарочито плачущим, отчаянным голосом. — Отпустите нас или я сейчас убью сам себя на ваших глазах. — Он зашел в воду уже по колено. Ему не могли помешать, просто не успели бы. Он поднял лезвие к своей шее и прижал холодное железо к артерии, прижал так сильно, что помутнело в голове. — Отпустите, — повторил он, — отпустите нас или я убью себя!
4
Печальный красный огонек — сигнальная точка фонарь на борту какого-то дурацкого ночного катера, (его принесло из самой глубины подсознания свежим мокрым ветром наружу в мир). Красный всполох вдруг оказался перед глазами, он появился, когда все уже было решено, когда Ник уже выиграл бой, он появился поздно, но все-таки оказался кстати. Ник подумал, что так и должно быть. Красный огонек дрожал перед глазами, бился в разорванном и скором ритме успокаивающегося сердца. Ник стер кровь с разбитых губ, облизал собственную руку и улыбнулся.
— Прости, ма, — сказал он. — Я не хотел тебя напугать!
Ли сидела неподвижная, как кукла. Углом расставленные ее голые ноги были погружены в воду. Волна, накатывая, то накрывала их, то оставляла. Задранная юбка намокла и лоскутом плавала туда и обратно с движением воды. Спина была прямой, голова запрокинута, волосы растрепаны. Примостившись рядом на корточках, Ник заглядывал в глаза матери. Глаза Ли дрожали, так же, как и сигнальный огонек катера, в ритме его сердца.
— Все обошлось, ма, — он осторожно прикоснулся кончиками пальцев к открытой шее Ли. — Все хорошо. Они испугались… Они ушли. Ты знаешь, почему они испугались?
Красная точка в глазах матери замедляла свой бегущий ритм. Ли молчала, она сжимала тонкие губы. Ее задели ножом, но только кофточку немного попортили. Она дернула плечами, натянутые шерстяные нитки лопнули, в образовавшемся круге забелел маленький кусочек ее тела. Она хотела что-то сказать, но не смогла, вздохнула, потерла рукавом лоб.
— Ма, от тебя вином пахнет… — сказал Ник и будто со стороны, оценил собственное волнение, странную хрипотцу собственного голоса. — Все хорошо, ма, они ушли! Ушли!..