Бряк, на запястьях Антона застегнулись спецсредства, они же — наручники, они же — «браслеты». Затылок обожгла запоздалая мысль, что эти двое в сером могли быть банально наняты искавшей и преследовавшей Антона силой. Но тогда какого лешего они толкают задержанного в кафе, а не запихивают в зарешеченный задник уазика?
Гвардейцы мародерски вырвали из скованной руки деньги. Может, заодно желают отметить удачу? Тогда у Антона снова появляется шанс.
Один спереди, один сзади... небрежное подталкивание дубинкой в спину... Уже знакомо пружина мешает широко распахнуть дверь... Уже знакомые три ступеньки вниз и тусклый свет... Чтобы оценить картину, глаза служивых сначала должны привыкнуть.
— У нас баба пьяная вчера прыгнула с восьмого этажа, и хоть бы что, — будто между ними не Антон, а пустое место, — сообщил напарник сержанту, — расселась в луже и давай санитаров матом поливать.
— А у нас в соседней квартире мужик квасил по-черному, — опять выдул и бабахнул пузырь из жвачки сержант, — И вот решил прыгнуть с балкона. И если жив останется, то завяжет. Остался жив, и вот пять лет уже ни-ни.
Справа облупленные игровые автоматы: за стеклами — семерки, сливы и ягоды. У корытец сымпровизированные из пивных жестянок пепельницы, набитые окурками сверх всякой меры. На одном одноруком бандите — «Джек-пот», и корытце засыпано жетонами с горкой, и никто их не гребет лопатой, но не это главное. Слева три деревянных стола, чередующихся с лавками, на среднем две недопитых ребристых кружки пива и расшелушенный вяленый лещ. Мордой в стол у кружки не шевелится крупный гражданин, седые волосы взъерошены на манер кокосовой пальмы. Но это бы ладно, можно было бы поверить, что крупный товарищ основательно перебрал и теперь почивает.
Можно было бы поверить, если бы через барную стойку не свисал, словно белье-неглиже на просушке, безвольно раскинув руки, его напарник — столь же шкафоподобная горилла, и здесь уже доктора звать не надо, чтобы классифицировать типичное «моментум мори»: спина не всколыхнется в такт дыханию, уши и ногти малиново-синие.
Хлоп, Антон рывком присел, для веса сжал правой ладонью кулак левой и левым локтем, не поворачиваясь, саданул заднему товарищу сержанту в причинное место. Не рассчитай он и попади локтевым суставом на пять сантиметров выше — в латунную бляху на клепаном ремне, и суставу пришел бы кирдык, но из двоих не повезло служивому. Сержант поперхнулся воздухом, и пружина, не мешкая, смачно шарахнула его дверью по затылку. Кепка упорхнула с Антоновой макушки, и распрямлявшийся Петров сложенными в один кулак руками сочно ткнул в хребет стоявшего впереди.
Силы тычка хватило, чтобы швырнуть стража ребрами на далекий прилавок под бочок предыдущей «жертве неосторожного обращения с Антоном». Увернувшись от сгибающегося пистолетиком и воющего «скорой помощью» сержанта, Антон второй раз за сегодня выскочил из негостеприимного кафе. Пока он прохлаждался внутри, снаружи дождь припустил. Припустил и Антон — к двухцветному УАЗу.
Служивые поленились вырубить мотор и не удосужились запереть дверцу, за то им огромное спасибо с кисточкой. Антон орлом взгромоздился на пухлое шоферское сиденье и рванул с места в карьер.
Уже бросив УАЗ вперед, он вдруг врубился, что салон машины, мягко говоря, не являлся салоном настоящего уазика. Половина циферблатов была лишь пошлыми бумажными наклейками с приблизительно соответствующим рисунком, буквально как в грубых китайских игрушках.
И тут Антону Петрову в глаза ударило ослепительное солнце...
Он проморгался, рукавом, хоть и мешали наручники, смахнул набежавшие на глаза слезы... Солнце. Настоящее, сползавшее по безоблачному небу предзакатное солнце, а вокруг что угодно, только не забрызганные дождем мрачные шершавые стены питерских домов и загаженные полосатыми, словно судьба, кошками подворотни. Эта странная милицейская машина фантастическим образом в мгновение ока зашвырнула Антона в нелепое место.
Спокойствие, Антон, только спокойствие.
Вдоль грунтовой, изрезанной колдобинами и сдобренной лужами дороги заслоняли горизонт покосившиеся бревенчатые срубы одноэтажных хибар. Солнце уже сползало за крышу ближайшего строения — скорее всего, местного магазина. Правда, дверь этого оплота цивилизации свисала на одной петле, и в окнах совсем не осталось целых стекол. Специально их аборигены колошматили, что ли? Да и в самой, если можно так назвать, деревеньке — ни дымка из трубы, ни лая цепных Шариков, ни другого завалящего признака жизни.