У гореванов было только два выхода из замкнутого круга: либо умереть от старости или непосильных нагрузок, либо отправиться к научникам, где решали на что годен гореван. Либо его отправляли на опыты, либо переводили в инкубаторы, где растили из него шурале, либо распускали на запчасти. Правда гореваны в инкубаторы из барака попадали очень редко, на шурале живой материал отбирали в фильтрационных боксах по прибытии каждой новой партии гореванов.
Бодало поднял Поля за волосы и прописал ему прямой удар в челюсть. Голова дернулась как футбольный мячик, и он потерял сознание. Надсмотрщики выпустили его, и Горец рухнул мешком на каменный пол.
Бодало сплюнул густую вязкую слюну, утер пот со лба, подхватил ведро с ледяной водой и опрокинул его на Горца. Никита тут ж пришел в себя, зафыркал, отплевываясь от попавшей в рот воды, и попытался подняться. Бодало боднул его сапогом в живот, но как-то вяло, потеряв интерес к экзекуции.
— Ты у меня собака смотри, тихо бы себя вел, а то все одно и тоже. И не надоело ли тебе, гореванов в бараках будоражить. Они же животина молчаливая и покорная, ума лишенная, а ты им про бунт и подстрекаешь. Не порядок. Так ты долго не протянешь, я ведь к тебе со всей душой, а ты в душу харкануть норовишь. Не хорошо, — уныло произнес Бодало. — Скажи, не надоело. Неужели не понял, что ничего не добьешься. Они скотина молчаливая, а ты брыкастый. Но мы тебе норов то пообломаем.
— Куда его? — спросил один из надсмотрщиков. — Опять в каменный мешок?
— А чего делать. Пусть посидит о поведении своем дурном подумает, может чего и решит. Третья ходка у него как никак. Такого в «Тухлой лощине» еще ни разу не было. Можно сказать рекорд резервации. Обычно ломаются ершистые, либо дохнут падлы, а тут стойкий типчик попался, — сказал Бодало. — Пегий, веди его к мешкам.
— А может ну его, — сказал Пегий, топчась на месте. Ему совсем не улыбалась прогулка к поляне каменных мешков, где воняло словно в выгребной яме, к тому же через несколько минут у него начиналось свободное время, и потратить пускай даже маленькую его часть на службу было обидно.
— Я тебе «ну его» устрою. Сказал в мешок, значит не рассуждать, а запихивать, — раздулся от накатывающей ярости Бодало.
Не смотря на то, что он был лишенцем, а остальные входили в штат персонала резервации, Бодало верховодил, был негласным лидером. Все знали, что он на хорошем счету у коменданта резервации полковника Бауэра, и ссориться с полковничьим любимчиком никто не хотел. К тому же у Бодалы характер был жуткий, не понравится что может и вместе с другими гореванами и лишенцами в каменный мешок засунуть, а пока разберутся, что невинный в мешке сидит, много времени пройдет.
Пегий тяжело вздохнул, словно ему предстояло пару грузовиков с кирпичами разгрузить, и поднял Горца с пола. Второй надсмотрщик подставил плечо, и, разделив груз, они понесли тело к месту отбывания наказания.
Никита чувствовал, что в этот раз ему основательно досталось. Пара сломанных ребер не в счет, главное что все внутри было отбито. Накатила новая волна острой режущий брюхо боли, он закашлялся и выхаркнул на мостовую густой сгусток крови. Дело совсем плохо, если уж он кровищей плюется, значит внутренние органы ему ощутимо помяли.
Никита приоткрыл насколько мог заплывшие глаза и посмотрел куда его несут. Каменный мешок не самое худшее место в резервации, существовали и пострашнее наказания: молотилка, донорская, но о них Никита только слышал, оттуда живыми не возвращались.
Донорская внушала ужас. Туда приводили живых гореванов, подключали к проводам и трубкам и в течении нескольких месяцев откачивали из них кровь, сперму и другие продукты жизнедеятельности организма. Сперма шла в родильную, где искусственно растили болванки для шурале, кровь на животноводческие нужды, прочее для производства удобрения и другие надобности. Гореван, ставший донором, выкачивался за пару месяцев до нуля, умертвлялся и шел в переработку.
Молотилка была менее страшным местом. Провинившегося горевана отправляли на дробильный конвейер, где он следил за исправностью конвейерных лет. Дробили на них все что угодно: от тяжелой породы, до трупов, перетираемых в комбикорм для свиней. Продержаться тут можно было подольше, но это уж как и кому повезет. Наказанный гореван должен был в случае аварии или засора чинить конвейер, при этом его никто не останавливал, и нередко горе-монтеры оказывались втянуты в зубья молотилки.