Цербер

Павел Гошу снял, лежала необычайно длинноствольная вертикалка, синевато отблескивая вороненой сталью и светясь янтарем инкрустированного фигурного приклада.

Из ванной донесся сдавленный Гошин сип и возня. Вышел Павел:

— Сейчас будет как новый, я его отмокать положил. Ничего ружьецо, да? «Меркель», большое ружье. Где он его только хватанул. Глянь стволы — все в клеймах. Перекусим перед дальней дорогой, да выруби ты девок, мне после монастырской жизни смотреть больно, чего вытворяют…

Еще перед поездкой к «Выхину» они наметили основные позиции плана действий.

Первое: здесь оставаться больше нельзя.

Второе: если конечный пункт, то самое Место Перехода, пока остается неизвестным, требуется промежуточная база.

Третье: не слишком далеко у Павла имеется точка, где можно несколько дней просуществовать пятерым, один из которых женщина, если не привередничать и не бояться спартанских условий.

Четвертое: осталась мелочь — добраться.

Как и во всяком уважающем себя плане, был и секретный пункт.

Некоторое время Михаил смотрел, как Павел ест и пьет, наливая из первых попавшихся бутылок и горстями засыпая в рот шоколадные конфеты. Поднял на руки Мурзика.

— Пока я сбегаю вниз позвонить Лене, ты вспомни, не находил ли здесь в развалинах такой пластиковый ящик с ручкой и сеткой. Я в нем Мурзика на прививки возил.

— И его забрать хочешь? «Джонсик! Джонсик! Ки-кики!» — тоненько пропел Павел. — На «Наутилусе» хорошая видеотека была, так я помню, где там спасали корабельного кота. Умора, Братка, нас вот-вот самих за яйца возьмут, а ты про кошару поганого думаешь. Сколько этих котов мои псы на шерсть по каждой весне драли, а ты — на прививки возил…

— Там твой брат по племени Гоша не утонул?

— Вряд ли. — Павел принялся за штрудель с курагой. — Он бы сразу заорал тогда… Вот черт, раньше хоть бутерброды были, такие, знаешь, с колбаской пятьеводневочной, почернелой.

Михаил выбрал себе из кучи оружия маленькую «осу». Она была похожа на чешский «скорпион» и обладала такой же скорострельностью. За десять секунд из нее можно было выпустить восемьдесят пуль. Разумеется, при наличии запасных рожков. Михаил их здесь не нашел. Пистолетов тоже не было ни одного.

В таксофоне на углу он прождал десять гудков, двадцать. Дождь продолжался, улица была мертвой в сиянии фонарей и серебристых струях, протянутых с неба.

Из-за поворота в конце вдруг выскочили три машины. Они шли одна за другой, очень быстро. Михаил вжался в темноту козырька над таксофоном, сдвинул предохранитель «осы».

Мимо просвистели три иномарки. В центре — большая, длинная, может быть, «Даймлер», может, старый «Линкольн». Головная — маленький «Мерседес» — шла точно по осевой, замыкающая, что-то незнакомое, мощное, двигалась, как полагается, со смещением на полкорпуса влево.

Михаил вытер с лица дождь и пот. Тополя над притихшим асфальтом шевелили широкими мокрыми листьями. что я тут делаю

Дома Гоша стоял посредине комнаты, руки по швам. Вымытый, влажный, бледный, трезвый и свежий. Таким же свежим был у него желвак на скуле под глазом.

— Не признается, — с огорчением сказал Павел, уплетая и запивая. — Ни в чем не признается, паразит. — Рявкнул: — Как попал сюда? Кто такой? Имя, чин, задание?

— Надо сниматься, Батя, — отказываясь участвовать в новом балагане, сказал Михаил. — Садись, Гоша, выпей, если хочешь, только немного.

На физиономии Гоши, до того абсолютно отрешенной, появилась мысль. Михаила он вспомнил. Сломался пополам, потянулся к ближайшей бутылке.

— Но! — Павел налил сам и подал. — Всю ты мне воспитательную работу портишь, Братка.

Михаил занялся Мурзиком. Кот не хотел лезть в ящик, его приходилось уговаривать. Павел отщелкивал от автоматов магазины и бросал их в холщовую сумку. Гоша все это наблюдал замаслившимися глазками.

Когда в дверь позвонили, у двоих в руках взметнулось оружие, Гоша поперхнулся.

— Ты дверь на место приставил? — шепнул Павел.

— Нет. Не помню.

— И все-таки звонят. Иди и приготовь ручки, на них сейчас навесят браслеты. — Протянул Гоше бутылку целиком. — Нас накрыли. Поспеши, приятель. Я хотел бы попасть с тобой на одну шконку.

Глава 15

Он не позвонил и не приехал. Все повторялось. Снова она одна сидит у телефона, за окнами синеет вечер и шумят улицы, а он не позвонил.

Она не привыкла так. Еще ни один из ее мужчин не позволял себе такого, что позволяет этот Миша. Сначала он кружит ей голову, потом вместо вечера в приличном месте заставляет всю ночь слушать собственные байки в компании каких-то то ли бомжей, то ли бандитов в квартире, несомненно, подвергшейся налету каких-то других бандитов. Да еще и запугивать пытается. А теперь, изволите видеть, даже не берет себе труд позвонить извиниться!.. Самой? Нет, благодарю покорно, больше она не станет унижаться, накручивая телефон, как сопливка какая-нибудь. Довольно. Она так не привыкла.

Дав Елене-первой высказаться до конца, она заставила ее посмотреть на изничтоженные часы.