Цербер

Он разобрал наваленную в углу комнаты кипу тюфяков, под ними оказался фанерный ящик-тумбочка. Павел открыл скрипучие дверцы.

В ящике была мощная полевая радиостанция с диапазоном приема несколько шире стандартного образца. Этот аппарат в свое время был выполнен по специальному заказу и обладал возможностями, которых не было в серийных экземплярах.

Первое время Павел обшаривал ближний эфир каждые шесть часов, особенно перед рассветом. Как известно, именно в это время обычно выбирают любители незваных визитов.

«Но этот пришел под вечер, — подумал Павел, глядя на бегущие цифры шкалы пеленгатора и слушая скрипы и шорох метровых волн. — Приперся, как дурак, с шумом и грохотом через все озеро. Я же знаю до минуты, кто, когда и зачем ходит по нашей акватории, это изучается в первую очередь, элементарное правило. Значит, был дилетант. Был».

Вчера прошло тихо, да вчера Павел никого и не ждал.

Если пойдут по следам того, первого, то ждать следует с сегодняшнего дня. Вернее, с утра, с этого самого часа.

Разговор донесся на пяти с половиной метрах.

«…тут не ездят вовсе. Автобус привозит партию отдыхающих к тому асфальтовому пятачку, видел?..»

Далее неразборчиво. Павел придержал станцию, защелкал каскадами усиления.

«…он их и не везет».

Это было непохоже на обычные переговоры группы захвата. Никаких кодированных буквосочетаний, нет переброса станций. Похоже, что источник один-единственный.

Павел продолжал слушать какие-то чисто механические шумы, гудение, передаваемое этой постоянной частотой. Вновь тот же голос, прием стал чище, станция приблизилась.

«Он Петьку встретил и убрал. Без шума, как он это умеет. Он это очень хорошо умеет».

«Про Петьку — точно, шеф?» — другой голос, хриплый.

«Точно».

Под разговор, доносящийся из динамика, Павел не спеша вытянул из-под кровати сумку с автоматом, достал, несколько раз взвел и спустил пружину, проверяя. Рожок не вставил, сунул пару в один набедренный карман, пару в другой.

«Вот тебе и гости, Геракл, встречай». — Павел прикинул, в какой из заранее давным-давно намеченных точек вдоль дороги это лучше всего сделать. Оставалось непонятным, отчего тех всего двое, и они, похоже, не догадываются, что говорят для кого-то третьего. Но прибыли по его душу, сомневаться не приходится.

Голос из динамика будто специально подтвердил:

«Вот дорога. Прямо в ворота этого самого «Наутилуса» упирается через три километра. Цель — рабочий на этой базе, он же сторож зимой. Но идешь, только если я не явлюсь в половине девятого».

Павел выключил и снова спрятал аппаратуру, быстро вышел из сторожки, двинулся в сторону дороги. Туда вела отдельная неприметная тропка, проходившая вдалеке от домиков отдыхающих, которые пока не проснулись, но вот-вот должны. Автомат Павел завернул в старую тряпку.

«Три километра — это хорошо. Если успеть до болота, что за вторым полем, то и выстрелов здесь не услышат, хотя «шмас» бьет звонко. А если этот пошел один, мне и стрелять не понадобится».

Краем первого поля он почти бегом добрался до осинника и вломился в него, как октябрьский лось. Ловко находя просветы в почти сплошной стене тонких стволиков, вышел к верхнему обрезу клеверного посева.

Одна из точек-секреток, что он оборудовал для себя, была здесь. Всего в двух метрах от заворачивающей с поля дороги, но пройдешь рядом и ни за что не заметишь.

Павел устроился и стал ждать. Идущий сюда непременно окажется рядом с ним. На расстоянии вытянутой руки. Его, Паши Геракла, руки с чудовищными мускулами и шрамами.

Вот он, показался снизу. Белая рубашка ослепительно сверкает под невысоким солнцем, которое бьет прямо в него. И ветровку снял, чтоб еще заметней быть.

Павел опустил автомат, прицельное колечко зацепилось за ветку. Один. Опять дилетант. Любитель. Вот он поднимется сюда, постоит, полюбуется видом первого поля, окруженного с двух сторон озером, и…

Все изменилось вдруг.

Как взрыв, как удар по глазам.

Невероятные цвета, невозможные звуки, формы, несуществующие запахи. Вселенная вывернулась наизнанку и обратилась в свою противоположность. Того, что предстало мгновенно перед зарычавшим от неожиданности и ошеломления Павлом, просто не могло быть в действительности.

Но оно было, и он это видел.

Он потерял ориентировку, он не понимал, где его тело и как ему дышать. Куда двигаться и как двигаться вообще. Есть ли здесь сила тяжести?

Ужасно, что подобное с ним происходило не впервые.

Он относил это к последствиям давней контузии. Но до чего же всегда не вовремя!

Вот и сейчас он продолжал оставаться самим собой, прежним Павлом, Пашей Гераклом, старшим лейтенантом, командиром специальной диверсионной группы, которая полегла когда-то почти вся в холодных горах за Кандагаром. И потом было многое в его жизни, которая прошла не совсем правильно. Смерть, любовь, короткое счастье, кровь и предательство, тоска непреодолимой разлуки, тихая мышиная жизнь здесь.

И кроме — было еще и это. Странные, ни на что не похожие видения, переносящие его в мир, которого нет.

Всегда один и тот же.